Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души

Брат Григорий поддержал ее и вытолкнул в мир. Свами слегка сжимала ее бедрами, пока она проходила родовым путем, сестры и братья встретили дружным хором:

«Для спасения нас всех, чтобы смыть адамов грех, Мати Дочу родила в День Счастливого Числа».

Как же хорошо жить на свете, Госпожа Божа. Отдаться на милость Твою-Твои! Не иметь своих желаний, но только исполнять волю Твою-Твои!

– А теперь в общей радости поможем и сестре Софье. Снимем только малую печать с нее, а от большой Госпожа Божа разрешит рабу недостойную по прихоти своей. Госпожа Божа найдет пути! Вижу, что предназначено и сестре Софье служение великое во славу Госпожи Божи и для пользы Сестричества!

Свами подошла, сорвала с Соньки белый веночек весталочий – и разорвала. Потому что важен урок наглядный, а веночек в хозяйстве и другой найдется – нашлась бы новая весталка действенная.

Брат Григорий перехватил стоящую на четвереньках Соньку поперек живота и потащил, так что руки и ноги болтались расслабленно, а волосы мели мол.

С помощью двух проворных боровков, среди которых мелькнул Толик, горбун приложил Соню к нарисованному кресту, затянул руки и ноги.

Сонька едва бормотала:

– Госпожа Божа, помил…

Свами подошла с плеткой – любалкой, разглядела Клава, и ударила Соньку три раза всего, но необычно: по мыску справа, по мыску слева, а третий удар сверху как бы рассекающий – предвещая расставание с девственностью, которой весталка больше не достойна.

– Снята печать малая, открыта отныне сестра Софья для мерзости и для блага. По милости Мати, Божи и Святой Души да войдет в нее благо и да минует мерзость! Прочь, мерзость мира, прочь!. . А теперь, сестры и братья, охладите ее поцелуями беглыми и оставьте для покаянного бдения.

Когда вышли с радости, Толик дернул Клаву за руку:

– Обошлась сеструха. Я думал, порвут ее хуже чем меня. А ваша сестра жалейкой и здесь откупается. А я останусь в вашей весталочьей, ладно? Если тебе чего надо.

– У меня Валерик есть.

– А мы вдвоем.

Клава не собиралась валяться ночью на общем тюфяке. Теперь-то уж никто не пойдет врать про нее Свами!

– Это ваши проблемы, – сказала она по-школьному.

Витёк нашелся у себя.

Клава прыгнула на него с разбегу.

– Я так испугалась!… Но я сразу верила!. .

От Витька пахло водкой. Клава с рождения знала этот запах – через папусика. Но папусик пахнул противно, а Витёк свежо – словно свежим огурцом.

И не мог же он не согреться после холодной Фонтанки!

– Тачку жалко. Тачка еще хорошая, – первые его слова. – Но Свами сказала, купим и лучше. Божа пришлет растаможенную. Тачанку! Споем еще: «Эх, тачанка-не-Фонтанка, все четыре колеса!» Потому что такие номера два раза не проходят. Съемка без дублей.

Перед ним стояла закуска. Бутылки не торчало.

– Давай, жри, штрафница Каля.

– А тебе? Тебе закусывать надо!

Эту женскую мудрость Клава знала с рождения.

– Я уже покушал. Бутылка – йок. Ваша Свами не держит?

– Ты что!

– А чего такого? Баба как баба. Генерал-баба! А баба должна поднести. В старое время с поцелуем полагалось!

Ужасные вещи говорил Витёк. Но Клава не пугалась. Госпожа Божа чудо спустила с неба ради него – значит простит и любит, простительница ведь Она-Они великая. Никому нельзя, а Витьку – можно. Свами ведь всё видит и понимает сквозь стены и дальше, и если бы Витёк говорил неправильно, Свами не держала бы его здесь.

– Кофе вот выпей теперь.

– Кофе – только с постелью. Или давай, Марью-Хуану с постелью. Ты как там – еще не распустилась?

Клаве и страшно было бы раскрыться для Витька, нарушить обет весталочий, и стыдно, что не может принять его так, как ему хочется. Единственный стыд в ней остался.

– Да, – отправился в разведку. – На прежних позициях. Ну разве, бороздочка какая-то наметилась.

Ну ведь уже приспособились они! Но Клава понимала, что Витёк – не Валерик.

Не Валерик – он и встал резко, сбросив ее с колен.

– Ну вот, штрафница Каля. Слово – за тобой, но не консервным же ножом тебя откупоривать. Сама придешь и доложишься после капитального ремонта. Когда готова будешь к ходовым испытаниям. А посуху гонять больше неохота. И смежный вариант я не уважаю. Как пишут в армянской бане: «Просят на путать девочек с мальчиками».

Клава снова подумала: к Соньке пойдет! Пока та виснет. Тоже поза интересная. За весь женский род во искупление греха первородного.

Клава попыталась, встав на колени, прильнуть губами, не о своей гладкой коже заботясь, а о нем, но Витёк оттолкнул: