– Все и так голые – хоть бы и под трусами, – отворачиваясь, ответила Клава, потому что нужно было руку укусить для оттяжки боли.
– Чем глубже запрятаны, тем меньше интересу. Чеченки эти завернутые по глаза – как мешки ходячие. Если только наши разворачивали. Только не советовали ребята: духи когда прознавали про такое – доставали и в тылу. А по мне хоть и не было б их вовсе: как цыганки вроде. А мне беленьких всегда хотца. Таких как ты. И маленьких, – он приобнял Клаву. – Прямо бы сейчас. Чего ваша Свами тянет?
– Ты обещал – сначала.
– Что обещано, то свято.
Но рука его потянулась к пожарному месту.
– Нельзя здесь! Госпожа Божа смотрит!
– А ваша Свами чего сказала? Что Божа создала, то и славно. Раз создала меня – пусть и предоставит. Не видала никогда, как булат закаляют? Раскалят добела – и в холодный чан. И получается сталь, которой железо рубят. У меня сейчас тот же булат – охладить надо!
Образ раскаленного булата Клаву испугал. В ней свой пожар бушует слишком, чтобы можно было клинки охлаждать.
Заявилась в молельню Ирка и пошла прямо на Витька.
– Люблю тебя, братец.
Сжигаемая изнутри Клава обрадовалась, что Витёк отвернется, не увидит ее слез, которые уже не сдержать было.
– Спасибо, сестра.
– У нас отвечают: люблю тебя, сестра, – поучила Ирка.
– Да конечно, люблю.
– Наша Свами сегодня новую любовь всем открыла, верно? Теперь для правды преград не осталось, и народ людской придет в нашу веру! Через Печать Любви. Давай и с тобой печатями поменяемся.
Ирка исполнила с Витьком полную программу.
Оторвавшись, сообщила повелительно:
– Будешь моим боровком, братец!
– Кем? – не понял Витёк.
Ирка и сама оценила неуместность такого прилагательного к Витьку.
– Моим первым братом. Дай мне братское целование, братец!
И Ирка попыталась притянуть его голову вниз к своей лучшей середине.
Вообще-то Клава успела понять, что обычаи здесь в Сестричестве сложные: сестры как бы и командуют, но все-таки требуется или согласие брата, или прямое назначение Свами которое не обсуждается. Так что Ирка превысила даже весталочьи полномочия.
Но пожар в середине делал Клаву почти равнодушной. Да и знала она, что Витёк любит маленьких и беленьких («Здравствуй, белый ангелочек», – были его первые слова!), а Ирка – большая корова, давно уже бреется, и к тому же черная почти.
– Да я как раз сестричку вот отоварить собрался, – добродушно вывернулся Витёк. – У меня ведь не двухстволка.
– А ты сначала мне целование дай, братик. У нас же тут не женихи с невестами, у нас семья общая, и все всех любят.
– То у вас, а то у нас. У нас правило: лучше пятерых самому насильно взять, чем одна бешеная телка тебя изнасилует. Привет.
– Не смирился ты еще, братик. А у нас в Сестричестве смиряться положено. Госпожа Божа несмирных не любит. Сестра Калерия, помоги новому брату спасаться, скажи ему, чтобы любовью на любовь ответил и целование дал.
Клава не знала, как правильно поступить по законам Сестричества. Но знала, что Ирка – нахалка подлая! И чтобы не отвечать любезной сестричке, она упала навзничь – и ее само собой выгнуло дугой. Как тогда в комнате Свами после воплощения в Дочу Божу.
Несказанное наслаждение разливалось по напряженной спине, холодным пламенем пробегало по позвоночнику. Она всё слышала вокруг – и ничего ее не волновало. И даже пожар срединный не погас – но притух.
– Ну вот и милуй любимую сестричку припадочную, – сказала Ирка, но Клаве было все равно.
Волнение вокруг почувствовалось – от Ирки передалось к сестрам усердствовавшим – сама Свами вошла.
– Ну что тут у вас?
– Да вот – опять сестру Калерию трясет, – сообщила Ирка презрительно.
Очень Клава расслышала – презрительность, хотя ей и было все равно.
– Госпожа Божа сестрой владеет, радоваться надо. Ну да хватит, сестричка.
Свами наклонилась над Клавой и резко надавила на мысок любви.
Клава обмякла – и сразу же ощутила вновь пожар в своей середине. Огонь воспылал – втрое!
Она села на подстилке, сжалась, словно желая теснотой подушить пламя – как прижимают маленький огонь доской или подушкой.
– Часто тебя стало трясти, сестричка возлюбленная. Поди-ка прогуляйся до Вавилону, сестринского милосердия ради. Послужи Госпоже Боже нашей. Позаботишься о ближнем – своя забота и рассеется,
– Радуюсь и повинуюсь, сладкая Свами. Только отбегу на минутку.
– Отбеги.
Клава забежала к себе в весталочью, где у нее под тюфяком хранился собственный флакон с бальзамом. Она поняла, что еще несколько часов пожара не выдержит. Да уж и так недолеченная ее жалейка распухла снова – и никакого мизинчика сегодня не пропустит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу