Дед ослаб и хрипел. И тогда Клава сама собой сползла ему с груди на шею и свела как смогла свои несильные бедрышки. Упрямые.
Дед хрипел и синел и сучил руками у нее за спиной, но оттуда со спины оттолкнуть ее не мог, даже надвинул туже своими бестолковыми толчками.
А потом хрипеть стал меньше. И совсем перестал, только сделался синее и чернее.
Клава еще посидела. Теперь, когда не хрипел и не выкрикивал божемерзких слов, Иван Натальевич выглядел даже лучше. Симпатичнее стал. И Клава боялась расслабить бедра, чтобы снова не начал дед хрипеть и ругаться.
Но наконец осторожно раздвинула бедра для опыта. Тишина. Не совсем тишина. Какие-то далекие невнятные звуки. Но не из деда – со стороны.
Клава перешагнула через затихшего деда и босая пошлепала в кухню.
Усталая, но гордая собой: исполнила долг, завещанный от Божи, помогла Ей-Им вымести частичку мусора человеческого!
Валерик смотрел телевизор! Приглушив звук, но все-таки не совсем. Вот откуда невнятные звуки!
– Ты что-о?! Грех же!
– Сестричка, я недолго… погоду только хотел… не рассказывай…
Долго было раскладывать его для правильной порки, да и не заслужил он, потому что в наказании на круглых аппетитных булочках силен элемент любовный, Клава это очень чувствовала еще дома, когда папусик с мамусенькой таким способом на ней разогревались. А в Сестричестве подтвердилось многократно. И Клава изо всех сил, зажмуривая глаза, нахлестывала Валерика по щекам. Слева и справа, слева и справа. Изо всех сил, изо всех сил – и становилось легче.
Наконец она так устала, что даже не разревелась.
– Пошли.
– Чего Иван Натальевич? – спросил Валерик заискивая. – Заснул? А то можно еще в ванной у него помыться. Вдвоем и не торопит никто. Давай?
Клаве противно показалось залезть в ту самую ванну, в которой много раз мылся мерзкий дед. Она только пошла одна, чтобы отмыться от мерзкой харкотины, может, даже заразной, а когда Валерик сунулся было – хватила его какой-то скалкой со всей силы. Потому что стыда между ними нет и секретов, но харкотина дедова – смертный стыд, от которого надо отмываться одной.
Немного чище стало наконец – на душе и на теле.
– Пошли. У нас не хуже помыться можно. Я только так здесь.
Валерик и не заглянул в комнату, а Клава ничего ему не объяснила.
Вернувшись в корабль, вошла к Свами уверенно, почти как равная к равной в эту минуту. Свами неспеша учила какую-то сестру. По задним частям и не узнать. Большую сестру, судя по размеру частей. Непонятно почему, Клава греховно вспомнила телевизор, который когда-то еще дома сообщил голосом привычного актера: «А жизнь продолжается!» Жизнь продолжалась без деда гораздо лучше, чем при нем!
Свами неспеша поучила сестру. Та встала – и оказалась бывшей доценткой.
– Ах, сладкая Свами, спасибо за науку. Такой смысл во всем – и в этом смирении, в этом безоговорочном подчинении!
– Не гуторь лишне. Скажи просто: «Слава Госпоже Боже».
– Ну конечно же, конечно: слава Госпоже Боже и ныне, и присно…
– Поди пока. Шумишь зазря много. Философия от слова «фи» в тебе не перебродила.
Не выпуская любалки, Свами повернулась к Клаве, не отойдя от какого-то прежнего гнева – вызванного доценткой, наверное:
– Ну, как наш милый Иван Натальевич? Чего ж не оставил тебя? Плохо ты ему понравилась? Значит, мало я тебя учила сегодня. Сейчас повторю! Лежит один, как мумия, а ему кровь все время разгонять нужно.
Клава спокойно отразила иссиний взгляд. Как учил Витёк? Серебряный плащ отражает? Чистая совесть, значит, тоже.
– А он умер совсем, – небрежно сказала Клава.
И без всяких принятых добавлений: «Сладкая Свами» или «Слава Боже».
– Как – умер?
– Ну так: волновался, кричал, а потом плюнул и умер. С натуги, наверное.
– Сам?
– Сам.
Конечно же, дед умер сам: сам посадил Клаву на себя, не виновата же она, что немножко съехала вперед деду поперек горла. Поэтому Клава не лгала перед Свами и Госпожой Божей.
– Упал он, что ли, или как?
– Как лежал, так и умер.
– Так он лежа кричал и ругался?
– Ну да. А как умер, так успокоился. Будто заснул.
– А вещей там твоих не осталось?
– Не. Чего такого? Старый – лег и умер.
– Ну, а ты его приласкала немножко?
– Немножко. Всё как он просил – всё делала.
– Ну и Слава Боже. Всё по воле Ее-Их. А последние минуты мы ему усладили своими заботами. Ты хорошая девочка, сестричка. Надо и награду тебе. Не все же наказаниями учить – награды тоже учат. Возьми вот.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу