Александр Трапезников - Похождения проклятых

— Немцы в сорок первом тоже пробовали взорвать монастырь, да не очень-то получилось, — добавил я.

— Фашисты своих-то пасторов поубивали и пересажали, чего ж им с православными святынями церемониться? — отозвался он. — Гитлер на деле ставил задачу уничтожения христианства. Был у него всего один умный советник — Шойбнер-Рихтер, который призывал к воскрешению заветов Тройственного Священного Союза и дружбе с Россией, да и того убили якобы шальной пулей во время мюнхенского пивного путча. А на его место идеологом пришел Розенберг. Ну, это известный певец превосходства германской крови… Как еврей, только наоборот. Плюсы и минусы совпадают, как сказал бы наш друг Владимир Ильич. Любопытно, что еще в 1918 году блаженный старец схимонах Аристоклий говорил в Москве пророческие слова, что, по велению Божию, немцы со временем войдут в Россию, наделают много бед, но уйдут, а тем самым спасут ее от безбожия. И ведь верно. Что творилось после Гражданской войны и позже, вплоть до нападения Гитлера? Преследования христиан можно сравнить только с эпохой Нерона, да и то мало.

Мы мчались вперед со скоростью больше ста двадцати километров в час, нарушая все правила, а Алексей продолжал рассказывать:

— Это был подлинный пир сатанистов. В Твери, кажется, поставили памятник Иуде Искариоту — от освобожденного человечества, а хотели вначале самому Люциферу. В карательные органы хлынул весь маргинальный сброд, деградировавшие русские солдаты, матросы, крестьяне, местечковые евреи, поляки, латыши, китайцы, чехи, настоящие маньяки и садисты. Некая Роза Шварц в Одессе особенно любила сладострастно измываться над молоденькими юнкерами, в сфере половых органов, какие-то ритуальные мучения, от которых те умирали медленно и страшно, с искаженным до неузнаваемости лицом от боли. Таких Шварц было множество во всех отделениях ЧК. А другие сидели и любовались казнями, пили вино, курили и играли на фортепьяно.

— Да, Октябрьская революция завершилась небывалым иудейским триумфом и разгулом еврейской мести, — согласился я. — Это было явление, не имевшее прецедента в мировой истории. Хазарский каганат отдыхает. Даже нынешние времена более тихие. Сейчас уничтожают цивилизованно.

— А тогда — сотни тысяч, миллионы ученых, инженеров, врачей, писателей, профессоров, крестьян, самих же рабочих, я уж не говорю о духовенстве. Весь цвет и генофонд нации, народа. На одном полигоне в Бутово под Москвой расстреляли десятки тысяч священнослужителей. А Соловки? Митрополита Владимира в Киеве душили цепочкой от креста, а до этого из пушек обстреляли Печерскую лавру. Потом его искололи штыками, он плавал в луже крови. Престарелого протоиерея Петра Скипетрова убили прямо на паперти другой лавры — Александро-Невской. Даже над мощами невинного отрока Артемия, почившего в 1573 году, и то надругались, изрубили на куски и бросили в колодец. Вот какова сила злобы! В реке с камнем на шее утопили епископа Тобольского Гермогена, а с ним и всю делегацию верующих, пришедших просить за него. Владык Феофана Соликамского и Андроника Пермского связали за волосы, продели под узел жердь и обнаженными окунали в прорубь, пока тела их не покрылись льдом. Епископа Амвросия в Свияжске замучили, привязав к хвосту лошади и пустив ее вскачь. В Самарской губернии владыку Исидора предали самой мучительной смерти, посадив на кол. Епископа Никодима в Белгороде забили железными прутьями, а тело бросили в выгребную яму и не разрешили хоронить. Платона Ревельского, тоже епископа, обливали холодной водой на морозе, пока он не превратился в ледяной столб. Прямо в церкви на царских вратах повесили архиепископа Воронежского Тихона. А с ним вместе замучили еще до двухсот иереев. В Юрьеве топорами зарубили 17 священников. Раздавили жерновами пресвитера Андрея Зимина в Уссурийском крае. Духовника монастыря святой Магдалины схватили прямо в церкви во время богослужения и выстрелили прямо в рот, с криком: вот тебе твое святое причастие! Но у многих извергов при этом у самих мутился рассудок, сходили с ума или стреляли в своих же. В городе Богодухове всех монахинь согнали на кладбище к глубокой яме, надругались, вырезали груди, еще живых побросали вниз…

— Ну, хватит! — подала голос Маша. Она вдруг так резко вывернула руль, что мы едва не угодили под колеса встречного грузовика.

— Эй, мадемуазель, ты там поосторожнее, — похолодев, произнес я. — Самой жить надоело, так мне еще внуков нянчить.