Александр Трапезников - Похождения проклятых

Настя пришла на кухню, взяла в руку фотографию. Сосредоточилась.

— Я от тебя не требую анкетных данных этих людей, — произнес я. — Но хотя бы скажи, что ты видишь? А уж адреса мы как-нибудь и сами найдем.

— Почему? Могу и сказать, где они проживают, — ответила умненькая чудо-дочка. — Папа, неси карту Московской области. Они где-то там, в Подмосковье.

Папа не совсем твердой походкой сходил за автомобильным атласом. Настя стала водить ладонью по карте, продолжая изучать фотографию. Пока она занималась своим чародейством, мы с Женей продегустировали вино из очередных бутылок — Шато де Фьезаль и Порто Баррое. У него страсть к хорошим портутальским и французским винам. Красиво жить не запретишь. Особенно когда сдаешь в аренду половину своего колледжа.

— Один в Софрино, это старик, — сказала наконец Настя. — Две другие — в Опалихе. Вернее, только девушка. Пожилая женщина мертва. Кажется, умерла насильственной смертью неделю назад. У старика, кстати, рак горла. В последней стадии. Почти не может говорить и принимать пищу. Девушке надо подлечить бронхи. Предрасположенность к туберкулезу. И общая анемия.

Я забрал фотографию и как-то быстро протрезвел. Круто она разобралась с тетушкой.

— Тебе бы в ФСБ работать или в Минздраве, — сказал я. — Цены нет. Чумаки отдыхают.

— А вам, дядя Саша, следует обратить внимание на поджелудочную железу, — ответила Настя. — Явно барахлит к вечеру.

— Если на все обращать внимание, то не останется времени для жизни. А вот лучше ответь мне на такой вопрос, — я решил коварно протестировать ее еще раз. — На какой ноге у меня была вывихнута коленная чашечка, на левой или на правой?

— Когда это случилось?

— Лет семь назад.

Зеленые глаза Насти прищурились. Папа налил нам Сандеман Фуандерс, пятилетней выдержки.

— На правой, — сказала юная волшебница.

— А вот и нет! — воссторжествовал я. — У меня вообще сроду не было никаких вывихов.

— Значит, будут! — обиженно-зловеще фыркнула Настя и ушла.

Мы же продолжили дегустировать коллекционные вина, пока не появилась его супруга с явным желанием выпроводить меня вон. Без всякой экстрасенсорики ей было ясно видно, что у нас скоро вывихнутся не коленные чашечки, а остатки мозга. Напоследок я попросил у Евгения в долг, сколько сможет. Смог он столько, что я едва рассовал все по карманам. Только потом удалился, прихватив на память игристое Жан Поль Шене.

Отправился я в общежитие нашего колледжа на Бауманской, где вселился в свое новое двухкомнатное жилье. Оказалось оно ничуть не хуже прежнего, даже ширше, вот только коллективный душ в конце коридора, коим я и не преминул воспользоваться, чтобы окончательно протрезветь.

Комендант, вручая мне ключ от семейного номера, радостно сообщил:

— Новость-то какая, слышали?

— А что, Чубайс впотьмах застрелился?

— Это бы пол-беды. У нас нынче ночью, уже под утро, все тараканы разом покинули общежитие! Представляете? Исчезли, как ветром сдуло, все до одного. А ведь чем только я их не морил! Вы даже представить себе не можете, Александр Анатольевич, сколько я с ними мучился. А на рассвете гляжу — несутся вон, словно угорелые. Не в маршевом порядке, а в паническом бегстве. Что бы это значило?

— Я историк, а не биолог, — пожал я плечами. — Понятия не имею. А может быть, это не так хорошо, как кажется? Когда крысы бегут с корабля, он тонет. А вот тараканы… К пожару, что ли?

— Нет, я за электропроводкой слежу, — ответил бывший майор. И добавил: — А крысы у нас в подвале остались, все на месте. Можете сходить и проверить.

— Как-нибудь в другой раз, когда прикуплю сыра.

Мне страшно хотелось спать. Я заперся в своем номере, рухнул на кровать и погрузился в безраздельную тьму. Разбудил меня часа через три звонок на мой сотовый.

— Ты где? — услышал я голос Алексея.

— Погоди, дай сообразить.

Я приподнял с подушки голову, огляделся в незнакомых стенах, и до меня не сразу дошло, где я пребываю.

— Тут, — предельно лаконично и доходчиво отозвался я.

— Ясно, — с той же логической завершенностью произнес он. — Ну тогда собирайся и приезжай на Ярославский вокзал. Я буду ждать тебя возле табло.

— А это очень важно?

— Иначе бы не звонил. Все объясню потом. Скорее.

— Прямо какие-то скачки с препятствиями, — вздохнул я. — Ладно, еду.

Одежду мне собирать с пола было не надо, потому что я в ней и спал, будто всегда готовый к тушению огня пожарный.

Подходя к Алексею, я изо всех сил старался сделать вид, что это кто-то другой всего несколько часов назад собирался его предать и сбежать вместе с крестом и Машей. (А может быть, мой крест Маша?) Но улыбка у меня получилась кривой и жалкой. Себя я презирал, ее ненавидел, а его начинал бояться. Потому что он затягивал меня в область таинственного, в ту сферу, где все непонятное и непознанное вызывает страхи и фобии.