Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Но Степанов явно мучительно искал ответ на свой вопрос, поэтому повторил его еще несколько раз, похаживая вокруг нее напряженно-мягкой поступью.

– Может, я... – она хотела сказать «мужененавистница», но передумала: слишком глупо.

– Ладно юлить, – и он положил ладонь на ее грудь. Валя от неожиданности чуть не задохнулась. А он вновь поцеловал ее, жадно и сладко, и в его глазах полыхнул зеленый огонь...

Потом, когда они лежали, уставшие от ласк, Вале почему-то вспомнился ее озерный край, там, где вечером солнце осторожно пробирается через серые облака, заходит за сосны и высвечивается вдруг яркой бело-рыжей звездой. А под соснами – пружинистый, усыпанный шишками покров, и лежит у тропинки одинокий белый валун, занесенный сюда доисторическим ледником. На этом камне высечена подкова – знак древних кочевников. У этого камня – очень давно! – встречалась Валя с белокурым юношей... После дождя стволы сосен рыжие, а на кустиках – сине-фиолетовые матовые горошины черники, сладко-водянистые. Острова-всплышки на озерах – как мшистые кочки. И – пропитанная хвойным эликсиром прохлада...

– Слушай, Степанов. А поедем завтра на Селигер! – внезапно загорелась она. – Машина у тебя на ходу. Дома скажешь: в командировку. Знаешь, какая у нас рыба? Ты когда-нибудь ел леща копченого, с брусничным листом? Брусничный лист – он от многих болезней.

– Я думал, красивые женщины не болеют.

– Я не о себе. Просто так... – она уже поняла, что сглупила. Куда он поедет? Что ему делать у белого камня? Играть на гитаре? Читать Достоевского?

– Уехать в глушь лесную, – слегка закуражился Степанов, – и остаться там... На съедение волкам!

Когда они прошли в кухню, Валя, пряча глаза, поправила прическу и сказала:

– Ладно, пей кофе и езжай. Дома, поди, ждут.

– Ничего, – отвечал он. – У нас впереди еще множество открытий и перемен.

Он залпом, стоя, осушил чашку, подобно гусару, пьющему за дам, и уточнил:

– До послепраздников?

– До после...

Когда Степанов уехал, Валя, вся в счастье от подарков, денег и неожиданно появившегося любовника, некоторое время сидела на кухне, покуривая «Марлборо», попивая кофе. Мечтая: «В деревню бы, в глушь. И – зелени побольше! Понятно, что не долларов. Хотя и они не помешают».

Он сейчас едет домой, к жене. Понимает ли, что произошло? Что она, Валя, ответила страстью на его томные взгляды не ради сиюминутной радости... Она представила, как Степанов медленно едет домой, выискивая цветочные базары и, наконец, покупает жене лучшее, на его взгляд: пять малиновых роз. Почему именно малиновых, Валя не знала. Но он еще должен чувствовать жар ее, Валиного, тела. Завтра утром, подумала Валя, он, наверное, скажет себе: «Этого не было. Приснилось».

Ночью Валю мучила бессонница, и лишь под утро пришла дремота, с неясными видениями подмосковных перелесков и надвигающихся силуэтов водителей-дальнобойщиков.

А утром она опять думала о Степанове. И он казался ей еще ближе, и намного интереснее брокера Димы. Страстность – большая разница, новизна. Подумаешь, женат? Одни живут с женами, другие – без мужей... Вале вскоре надоело об этом размышлять. Тем более, пора было звонить подругам. Праздник есть на что отметить. По всем правилам! И выпить все-таки один бокал за нашу таможню. В которой нет предела совершенству.

После праздника Степанов приехал в Корытово не только по делам фирмы. Хоть завзятые декларанты и говорят, что человеку трудно освободиться от таможенного мазохизма, Степанов считал, что его словно магнитом тянуло сюда из-за желания повидать, непременно повидать Валю. Возможно, многодневное ожидание результатов и слабое любопытство – займется ли Валя его желтой папкой, сделает ли, как обещала, – и впрямь не было главной причиной его приезда. Он просто хотел ее повидать__Ну, заехал и заехал.

Вали в кабинете не было, и Степанов решил подождать ее в фойе.

– Терминал – знаете, что такое? – вскоре объяснял он любопытным новичкам, столпившимся вокруг «старожилки» Федоры Илларионовны; старушка сидела на лавочке за столиком, попивая из пластмассовой чашечки «нарзан». – Это «термы» и «нал». Головомойка за деньги.

– Нет, сударь, – живо поддержала лингвистическую тему австриячка. – По латыни терминал означает «конечный». То есть конец.

– Надеюсь, не для всех, – заметил Степанов.

– А вы, ироничный молодой человек, слышали новость?... Полячек-то наш преставился.

Степанову показалось, что потолок над головой треснул, и словно всех накрыло снежной лавиной – даже уши заложило. Издалека донеслось: