Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Но для Вали самое главное – глаза Степанова, благодарные, ласковые. И Валя даже почувствовала, что краснеет.

Предпраздничным утром брюки сковали Валины бедра черным блестящим панцирем, и она медленно плыла по коридору, поцокивая каблучками, притягивая взгляды мужчин. Валя подумала, что иногда изъяны фигуры действуют гипнотически и только завораживают мужчин.

– Кожаные брюки, – тихо и зачарованно сказал поляк Рихард. И этим было все сказано.

Вокруг, казалось, шла обычная терминальная жизнь. Клиенты изучали развешанные по стенам распоряжения, а в это время их декларации, акты и письма с паспортами импортных сделок изучались, мешками отправлялись в Москву, где сортировались, рассеивались, путались, терялись... В отличие от других рабочих дней, накануне 8 марта таможенникам и вовсе было не до клиентов: спрятавшиеся в своих кабинетах и отделах, они поздравляли женщин, как говорят клиенты – «грин-герлз», дарили цветы и подарки.

Но целеустремленный поляк Рихард и сегодня пытается наладить контакт с кем-то из ее коллег. Поляка сильно знобит, и он кашляет, хватаясь за сердце. Но продолжает упрямо совать вытянутые губы в узенькую щель между опущенным пластиком оконца и жалюзи.

– Здравствуйте, пан! – почти стонет Рихард.

– Клиент пошел странный, – слышится мужской голос из-за окошка регистрации грузов. – Разве это клиент? Ногой дверь должен открывать, потому что в руках – по бутылке шампанского!

По таможне летит веселое, звенящее меццо-сопрано:

– Дима Трубников, пройдите на рабочее место.

После короткого поздравления и вручения подарков начальник напомнил лейтенанту Комовой, что нужно отвезти в управление пакет с документами. Не нашлось джентльмена – заменить даму. Но Валя рассудила: завезу бумаги, а на пост не вернусь, – сразу домой.

Клиенты дарили Вале шоколадки, цветы и конфеты. Иногда, правда, значительно реже, премировали. Комова радовалась любому подарку. И обычно она сразу старалась помочь дарителю, кидалась просматривать его документы, искала их, устраивала поверх других, старалась дать им дальнейший ход, но... Ее благодарной энергии, энтузиазма хватало лишь на пятнадцать минут и очень редко – на полчаса. Затем наплывали новые дела, проблемы, и за кипами бумаг она напрочь забывала бедолагу. Эта черта ее характера многим не нравилась, даже коллегам, которые прозрачно намекали ей на это. Но лейтенант Комова с годами выработала подобный стиль поведения, и, возможно, лишь он мог спасти ее от стрессов. Она же не пила ежечасно шампанское, как брокер Дима.

В хлопотливый предпраздничный день лучше все-таки использовать машину клиента: любой из них поможет с радостью, надеясь хоть на день, на час ускорить продвижение своих документов. «Любой из них», – мысленно повторила Валя и решила заглянуть в кафе. Она сразу увидела Степанова, одетого в черный костюм и белую рубашку. Без галстука, и в этой легкой небрежности гарнитуры он только выигрывал в ее глазах. Не консерватор. Ботинки только изношены. Если бы не ботинки, прямо «нью рашен». Степанов медленно пил кофе, занимая сразу три места: на одном стуле сидел, на другом лежала его шляпа и пальто, на третьем – «дипломат». Всем приходящим в кафе таможенникам он подчеркнуто вежливо, почти ласково говорил: «занято».

– Кто отвезет в Москву? – спросила Валя негромко, глядя на Степанова.

– Я! – «гитарист» поднялся со стула. Нона лице его – ни капли радости. Скорее, недоумение. – А гаечный ключ сойдет за скрипичный?

Комоване ответила.

Они идут к его машине. Валя загружает в старые «жигули», на заднее сиденье, сумку с документами и красочные коробки – подарки сослуживцев. Она видит, что Степанов нашел в кармане своего пальто пропуск, по которому он ходил на повторный досмотр груза, и, вместо того, чтобы сдать бумажку охране, смял ее и швырнул в грязь. Валя садится рядом с ним, и они едут. Долго ехали молча, и Валя от молчания всегда словоохотливого клиента почувствовала неудобство и обиду: словно Степанов нарочно решил ее разочаровать.

– Вы скучный сегодня. Уж не превращаетесь ли потихоньку в своего Черного Профессора?

– Легко на сердце от песни веселой! – отвечал Степанов. – От великого жульства. Я придумал способ спасти свой рассудок и, может даже, жизнь. Покидаю поле боя. Позвоню шефу и скажу: «Я спекся».

Валя молчала, игнорируя его треп: куда он сбежит? Если и сбежит, пришлют другого, но за гитары свои будут биться до последнего. Такие уж они, декларанты.