Хлоя Бенджамин - Бессмертники

Она совсем забыла, зачем сюда пришла. Ах да, взглянуть на вид из окна. Плотные, ниспадающие складками занавески, тоже бежевые, задёрнуты. Клара нажимает на круглую кнопку на стене, занавески раздвигаются, и перед ней открывается Стрип, весь в огнях. Клара пытается представить это место шестьдесят лет назад — до того, как двадцать тысяч рабочих построили плотину Гувера, до неоновых реклам и казино, когда Лас-Вегас ещё был сонным городишком при железной дороге.

Вот и телефон. Клара набирает номер. Герти отвечает после четвёртого гудка.

— Мама!

— Клара?

— Я сегодня выступаю. Премьера. Хотелось услышать твой голос.

— Премьера? Чудесно! — Герти задыхается от радости, в трубке слышен смех, чей-то возглас. — А мы тут празднуем! Мы…

— Помолвку Дэниэла! — Это Варин голос — взяла вторую трубку.

— Помолвку? Дэниэла? — Клара не сразу понимает. — С Майрой?

— Да, глупышка, — отвечает Варя, — с кем же ещё?

Тепло протекает сквозь Клару наружу, словно чернила. Новый член семьи. Понятно, почему они празднуют, почему это для них так важно.

— Замечательно, — отвечает Клара. — Это так, так замечательно. — Когда она вешает трубку, в номере становится холодно и одиноко, как после вечеринки, когда гости уже разошлись. Но недолго ей быть одной.

Смерть чародеям обычно не слишком удается.

Дэвид Девант из-за болезни вынужден был уйти со сцены в пятьдесят. Говард Тёрстон упал без сознания после очередного представления и вскоре умер. Гудини сгубила самоуверенность: в 1926-м он разрешил одному из зрителей ударить себя в живот, и удар привёл к разрыву аппендикса. И наконец, бабушка. Клара всегда считала, что она сорвалась случайно, когда исполняла «Хватку жизни» на Таймс-сквер, но теперь усомнилась. Ведь бабушка незадолго до того потеряла мужа, Отто. Клара знает, каково это, цепляться зубами за жизнь. И знает, каково это — когда хочешь отпустить.

Клара достаёт из сумочки верёвку, свёрнутую кольцом, как змея. Это первая, с ней она делала «Хватку жизни» ещё в Сан-Франциско. Клара помнит её грубые волокна, тугое переплетение, щелчок, когда устремляешься вниз. Встав на столик в гостиной, она привязывает верёвку к массивной люстре.

Она ждала доказательств, что пророчество сбудется. Но в том-то всё и дело: доказать это предстоит ей самой. Она и есть ответ на загадку, вторая половина Януса.

Теперь они с гадалкой работают сообща, бок о бок, голова к голове.

Нет, страх никуда не делся. При мысли о том, что Руби сейчас в яслях — топает по комнате пухлыми ножками, визжит от восторга, — каждую клеточку Клариного тела пронизывает боль.

Может быть, надо дождаться знака. Стука — одного-единственного.

Клара уверена, что услышит стук. Две минуты, а его всё нет, и она ломает пальцы, дышит неровно. Три минуты, пять.

Руки начинают дрожать. Ещё минута — и она всё бросит. Ещё шестьдесят секунд, и она спрячет верёвку, вернётся к Раджу и выйдет на сцену.

И вот он, стук.

Клара задыхается, грудь ходуном; крупные, тяжёлые слёзы ползут по щекам. Стук всё громче, настойчивей — град ударов. «Да, — слышит она в этом стуке, — да, да, да».

— Мадам?

Кто-то пришёл, но Клара не обращает внимания. На дверь она повесила табличку «Не беспокоить». Если это горничная, она увидит.

Журнальный столик, дорогой на вид, сплошь из стекла и острых углов, оказывается на удивление лёгким. Отодвинув его к стене, Клара ставит на его место барный табурет из кухни.

— Мадам? Мисс Голд?

Опять стук. Страх обжигает Клару. Выйдя на кухню, она отпивает глоток виски, затем — джина. Голова стремительно начинает кружиться, и Кларе нужно согнуться пополам и опустить голову, чтобы сдержать тошноту.

— Мисс Голд? — окликает тот же голос, ещё громче. — Клара?

Верёвка болтается наготове, ждёт. Старый друг. Клара встаёт на табурет, собирает волосы узлом.

Ещё один взгляд в окно, на людской поток и огни. Ещё миг, чтобы запечатлеть в памяти Руби и Раджа; скоро она будет с ними говорить.

— Клара? — зовёт тот же голос.

Первое января 1991-го, как обещала гадалка. Клара протягивает ей руки, и они вместе уносятся в тёмное-тёмное небо. Порхают, словно листья на ветру, такие крохотные в бесконечной Вселенной; кружатся, сияют; кружатся снова. Вместе они освещают будущее, даже отсюда, издалека.

Прав был Радж. Она звезда.