Хлоя Бенджамин - Бессмертники

— Ты бы спилась, — возражает Радж. — Скатилась.

Руби, сидя у Раджа на руках, смотрит на Клару. Кровь бросается Кларе в лицо.

— Всем, чего ты достигла, — продолжает Радж, — ты обязана мне. А до нашей встречи ты лишь потому держалась на плаву, что обирала людей. Ты воровала, Клара. Бессовестно. И считала себя просто хорошей артисткой?

— Да, я хорошая артистка, — отвечает Клара. — Я стараюсь быть хорошей матерью. И хорошей артисткой. Но что у меня в голове, тебе невдомёк. Ты не знаешь, сколько я перенесла потерь.

— Это я-то не знаю, сколько ты перенесла потерь? Да знаешь ли ты — представляешь ли, — что творилось у меня на родине? — Свободной рукой Радж вытирает глаза. — У твоего отца было своё дело, семья. У тебя есть мать, сестра, старший брат-доктор. А мой отец мусор собирал, моя мама умерла совсем молодой, я её не помню. Амит разбился на самолёте, когда в первый раз за всё время летел домой, в 1985-м, совсем немного не дотянул до Бомбея. А твоим родным повезло в жизни. Им и сейчас неплохо.

— Я знаю, сколько тебе пришлось испытать, — шепчет Клара, — я никогда бы не стала умалять твои трудности. Но у меня умер брат, умер отец. Им не повезло.

— Почему? Подумаешь, до девяноста не дотянули! Зато как щедра была к ним жизнь! А такие, как я, — мы держимся на зубах, и если очень повезёт, если мы до жопы талантливы, то, может, и пробьёмся. А с тобой что бы ни случилось, тебя всегда вытащат. — Радж качает головой: — Пойми же, Клара! Как думаешь, почему я с тобой не делюсь своими трудностями — по-настоящему, всерьёз? Да потому что тебе не до них! Ты занята собой, у тебя в голове нет места для чужих жалоб!

— Жестокие слова.

— Зато правдивые.

Клара онемела, мозг как сломанный компьютер — перепутались провода, гаснет монитор. Радж проверяет у Руби подгузник, потуже затягивает шнурки на её башмачках. Сняв с плеча Клары сумку с подгузниками, шагает к двери.

— Ей-богу, Клара, я думал, ты на поправку пошла! Как только оформим медицинскую страховку, возьмём выходной и поведу тебя к врачу. Не хватало сейчас всё испортить, — говорит он, — когда мы в шаге от успеха.

Двадцать восьмое декабря 1990-го. Если гадалка не ошиблась, жить Кларе осталось четыре дня. Если гадалка права, то она умрёт в день премьеры.

Но должна же быть лазейка, обходной путь. Она же фокусник как-никак. Что ей стоит отыскать эту чёртову лазейку?

Взяв с собой в постель красный шарик, Клара тренируется с ним под одеялом. Она научилась превращать его в клубничину. «Французский сброс» из правой руки в левую — и шарик исчез. Клара делает челночный пас, снова раскрывает левую ладонь — и вот вам ягода, прохладная, душистая. Клубничину она, как всегда, съедает, а зелёный хвостик прячет под матрас. И выскальзывает из фургона.

Ночь тёмная-тёмная, но жаркая, тридцать с лишним градусов. Слышно, как возятся в соседних фургонах люди: стряпают и принимают душ, ужинают и ссорятся, стонет в «Гольфстриме» юная парочка, которая вечно занимается сексом. Всюду жизнь — шебуршит в железных коробках, рвётся на волю.

Клара подходит к бассейну в форме фасолины, неземным кислотным блеском сверкает голубая вода. Шезлонгов нет — всё равно стащат, говорит хозяин, — и Клара идёт туда, где вода поглубже. Сняв майку и шорты, небрежно кидает их под ноги. Живот до сих пор дряблый, в растяжках после родов. Клара снимает бельё, и кустик волос на лобке вспыхивает рыжим цветком.

Клара ныряет.

Над головой смыкается прозрачная плёнка, в толще воды ноги будто укоротились, а руки искривились. Трёхметровой глубины бассейн кажется совсем мелким, но Клара знает, это иллюзия. Называется рефракция. На границе двух сред световые лучи преломляются, но человеческий мозг считает их прямыми, так он запрограммирован. Глаз видит не то, что есть.

То же самое слыхала она о звёздах: когда их лучи преломляются, проходя сквозь земную атмосферу, то кажется, будто они мерцают. Человеческий глаз воспринимает движение лучей как отсутствие света. Но свет на самом деле не гаснет.

Клара выныривает на поверхность, глотает воздух.

Возможно, и нет смысла в противоборстве со смертью. Может быть, смерти на самом деле нет. Если Саймон и Шауль беседуют с Кларой, значит, умирает лишь тело, а сознание остаётся. Если сознание остаётся, то и все рассказы о смерти — неправда. А если неправда, то, может быть, смерть — это и не смерть вовсе.

Клара ложится на воду лицом вверх. Если гадалка права, если в 1969-м она могла предвидеть смерть Саймона, значит, есть в мире чудеса — мерцающие островки знания в самом сердце неведомого. И неважно, умрёт ли Клара и когда умрёт; она сможет общаться с Руби, как сейчас общается с Саймоном. Пересекать границы, как мечтала всегда.