Хлоя Бенджамин - Бессмертники

Однажды в мае Клара врывается в ванную, когда Радж стоит под душем:

— Время!

Радж приоткрывает запотевшую дверь душевой кабинки:

— Что?

— «Ясновидение», трюк Моррита! Его разгадка во времени! — И Клара смеётся — до того всё просто, до того очевидно.

— Тот самый трюк с чтением мыслей? — Радж отряхивается по-собачьи, обдав стены фонтаном брызг. — Как они это делали?

— Он и ассистентка, оба одновременно считали, — на ходу развивает свою мысль Клара. — Он знал, что публика ждёт шифра, основанного на словах. Как обойти эту ловушку? Нужен код, основанный на молчании — на длине пауз между словами.

— И паузы соответствуют… буквам? Подумай, сколько времени уйдёт на то, чтобы составлять целые слова.

— Нет, не буквам. Возможно, у них был список, список самых ходовых предметов. Ну, знаешь, кошельки, бумажники, шляпы и прочее… И если Моррит говорил «спасибо» спустя двенадцать секунд, ассистентка знала: это шляпа. А чтобы угадать, какая шляпа, у них был другой список — список материалов: одна секунда — кожаная, две — фетровая, три — вязаная… Можем попробовать, Радж. Знаю, у нас получится.

Радж смотрит на неё как на чокнутую, и он недалёк от истины, да разве это её остановит? Даже спустя годы, когда они исполняли этот трюк уже сотни раз, — даже когда Клара была беременна, даже после рождения Руби, — никогда Радж не казался ей ближе, чем во время «Ясновидения». Вместе они балансируют на грани провала: Радж держит предмет, а Клара ждёт, ждёт условного знака, перебирая в памяти нумерованные списки. Кроссовка «Рибок». Пачка презервативов. Резкий всеобщий вздох — угадала! Немудрено, что после представления ей нужно бокала два-три, чтобы успокоить нервы, и лишь спустя несколько часов, когда все чувства притупятся, она сможет наконец уснуть.

За два дня до премьеры в театре «Зинзанни» Радж приходит к Кларе, отработав смену в мастерской. Им предстоит всю ночь репетировать «Исчезающую клетку».

— Купила проволоку? — кричит Радж, швыряя куртку на стул.

— Не помню. — У Клары перехватывает горло. Радж просил её сходить в магазин для художников на Маркет-стрит за толстой медной проволокой, чтобы он мог доделать клетку. — Кажется, забыла.

— Что значит «кажется»? Одно из двух: или ты ходила в магазин, или нет.

Клара не рассказывала Раджу о провалах в памяти. Вот уже несколько месяцев их не было, но вчера Радж работал сверхурочно, и некому было отвлечь её от мыслей, что кишат в мозгу, когда она остаётся одна: о смерти отца, о разочаровании матери. Как бы хотелось, чтобы Саймон увидел её сейчас — не на крохотной, тускло освещённой сцене клуба на Филмор-стрит, а на большой арене, с декорациями, с партнёром! И Клара пошла в бар на Керни-стрит и пила, пока мозг не отключился.

— Да, забыла, — отвечает Клара, внутренне негодуя: такой уж он, Радж, никогда ничего не забывает. — Проволоки нет — значит, не купила. Завтра куплю.

Клара идёт в спальню, для вида поправляет гирлянду на окне. Радж догоняет её, хватает за руку:

— Не лги мне, Клара. Не купила — так сразу и говори. У нас премьера на носу, и мне иногда кажется, что для меня она важнее, чем для тебя.

Радж придумал и новые визитки — «В поисках бессмертия, с Раджем Чапалом», — и Кларины новые костюмы. Купил на складе одежды смокинг, попросил портниху подогнать его для Клары. Для «Хватки жизни» он заказал платье из каталога для фигуристов, всё в золотых блёстках. Клара заартачилась — мол, дешёвка, совсем не водевильное, — но Радж уверял, что при свете прожекторов оно будет искриться.

— Мне это важно как никому другому, — шепчет Клара, — и я ни за что не унизилась бы до лжи.

— Ладно. — Радж щурится. — Завтра так завтра.

В июне 1982-го, через несколько дней после смерти Саймона, Клара приехала на похороны на Клинтон-стрит, семьдесят два. Прилетев ночным рейсом из Сан-Франциско, она стояла у ворот дома, и её била дрожь. Как так вышло, что она столько лет не виделась с родными? По пути наверх по длинной лестнице ей чуть не сделалось дурно. Но когда дверь открыла Варя, бросилась ей на шею — «Клара!» — и прильнула к ней всем своим худеньким телом, нескольких лет разлуки как не бывало. Они сёстры, и это главное, всё остальное неважно.

Дэниэлу исполнилось двадцать четыре. Он учился в Чикагском университете, готовился поступать в медицинскую школу, тренировался в спортзале. Когда он снял футболку, Клара вспыхнула, мельком увидев его бледную мускулистую грудь с двумя кустиками тёмных волос. Юношеские прыщи у него ещё не сошли, но подростковая серьёзность сменилась твёрдостью: шишковатый лоб, волевой подбородок, крупный орлиный нос. В нём проступили черты Опто, их деда.