— Красота! — ахает Клара.
Ни малейшего изъяна! Клара исчезает средь бела дня. Здесь, в нашем привычном мире, существует другой, невидимый глазу.
Прошлое Раджа ничуть не напоминает сказку. Мать его умерла от дифтерии, когда ему было три года; отец был старьёвщик — рылся в грудах мусора в поисках стекла, металла, пластика и продавал их торговцам утилем. А самые негодные обломки приносил Раджу, и тот мастерил из них крохотных изящных роботов и выстраивал рядком на полу в их однокомнатной квартире.
— Он болел туберкулёзом, — рассказывает Радж, — вот и отправил меня сюда. Он знал, что умирает, знал, что больше у меня никого нет, и если он хочет меня вытащить, то надо поторопиться.
Они лежат нос к носу в Клариной постели.
— Как ему удалось?
Радж отвечает не сразу.
— За деньги. Заплатил одному типу, тот сделал фальшивые документы, по ним получалось, что я брат Амита. Другого пути не было, и отец истратил всё, что имел. — В глазах у него новое выражение — то ли тревога, то ли беззащитность. — Теперь уже я легальный, если ты об этом хотела спросить.
— Нет, не об этом. — Клара, переплетя пальцы с его, сжимает руку. — А отец к тебе сюда приезжал?
Радж качает головой:
— Он прожил ещё два года. Но так и не сказал мне, что болен, не хотел, чтобы я приехал с ним проститься. Наверное, боялся, что если я вернусь, то так и останусь подле него. Я один у него был.
Клара представляет своего отца и отца Раджа. В её воображении они друзья, где бы ни были сейчас: играют в шахматы в призрачных парках, ведут богословские споры в дымных райских барах. Клара верит в христианский рай, хоть ей и не положено. Иудейская версия — Шеол, страна забвения, — кажется ей совсем уж беспросветной.
— Что бы они о нас подумали? — спрашивает Клара. — Еврейка с индусом!
— Недоиндус, — Радж щиплет её за кончик носа. — С недоеврейкой.
Радж придумывает себе новую мифическую биографию. Он — сын сына легендарного факира, передавшего самому Говарду Тёрстону секреты индийской магии: как за несколько секунд вырастить из косточки дерево манго; как сидеть на гвоздях; как взбираться вверх по верёвке, подброшенной в воздух. Так и будет он рассказывать антрепренёрам и организаторам выступлений, так и будет написано в программках, и всякий раз его радость будет омрачена стыдом. Ведь неизвестно, на кого он больше похож на самом деле. То ли, как вымышленный внук факира, забирает то, что принадлежит ему по праву, то ли, как жулик Говард Тёрстон, унес с Востока на Запад краденые секреты.
— Не понял, — говорит Радж. — Почему «В поисках бессмертия»?
Они сидят на Кларином диване. Апрель, четыре утра, моросит дождик, но из пекарни внизу поднимается жар, и они открыли окно.
— Что же тут непонятного? — Клара в мешковатой футболке и трусах-боксерах Раджа, её босые ноги на его коленях. — Я никогда не умру.
— Хвастунишка! — Он сжимает её икру. — Я знаю, что ты имеешь в виду. Только не пойму, с чего ты взяла, что играешь именно в это.
— Во что же я играю?
— В перевоплощение. Платок превращается в розу. Шарик — в лимон. Венгерская танцовщица, — он шевелит бровями — Клара рассказывала ему о бабушке, — в звезду американского цирка.
У Раджа большие планы: новые костюмы, новые визитки, более вместительные залы. Он разучивает индийский трюк с иглами: иллюзионист глотает горсть иголок и нитку, открывает рот — публике на обозрение, — а затем выплёвывает те же иголки уже нанизанными на нитку. Он даже договорился о выступлении в театре «Зинзанни», чей хозяин — один из его клиентов в автомастерской.
Клара не помнит точно, когда Радж решил войти в дело, и не помнит, когда фокусы стали для них «делом». Но опять же, она много чего забывает. Зато она любит Раджа, его неуёмную энергию, чудесное умение оживлять предметы. Любит его тёмные прямые волосы, что вечно лезут в глаза, любит его имя, Раджаникант Чапал. Для трюка с исчезающей клеткой он смастерил механическую канарейку, гипсовую, с полым корпусом и настоящими перьями, и приводит её в движение с помощью трости. Кларе нравится, как птица оживает в его руках.
Вершина мастерства Клары — не «Хватка жизни», а сила воли, что позволяет ей не обращать внимания на публику, их пейджеры, их варёные джинсы. На сцене она поворачивает время вспять, к тем дням, когда люди верили в чудеса, а спириты общались с мёртвыми, когда считалось, будто мёртвым есть что сказать живым. Уильям и Айра Дэвенпорт — братья из Рочестера, штат Нью-Йорк, вызывавшие духов, сидя в шкафу со связанными руками, — самые знаменитые медиумы Викторианской эпохи, но вдохновили их сёстры Фокс. В 1848-м, за семь лет до первого выступления Дэвенпортов, Кейт и Маргарет Фокс услышали стук в спальне фермерского дома в Хайдсвилле. Дом Фоксов вскоре прозвали «нехорошим», а девочки стали разъезжать с гастролями по стране. В Рочестере врачи, осматривавшие сестёр, утверждали, что звуки, которые слышатся в их присутствии, они производят сами, щёлкая коленными суставами. Однако другая группа исследователей, побольше, не нашла убедительного объяснения ни звукам, ни системе, которую сёстры использовали для перевода посланий, — шифру, основанному на счёте.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу