— Будете строить из себя еврейскую мамочку? По-моему все сроки уже прошли, двадцать шесть лет как-никак.
— Вполне справедливо, — отвечает Варя с натужным смешком. — Что верно, то верно.
Она безмолвно молит: пусть он смягчится, проникнется к ней состраданием, хоть и незаслуженным. Смотрит на соседний дом, где в окне кухни одиноко горит свет.
— Мне пора спать, — говорит Люк. — Вы ведь меня разбудили.
— Прости, — теряется Варя. Её подбородок — со швами, в бинтах — дрожит.
— Перезвоните мне завтра? Я работаю до пяти.
— Да, — отвечает Варя, прикрыв глаза. — Спасибо. А где работаешь?
— В «Спортивном подвальчике». Это магазин туристского снаряжения.
— Когда я тебя в первый раз увидела, ты был так одет, будто в поход собрался.
— Я всегда так одеваюсь. Для сотрудников у нас большие скидки.
Как же мало она о нём знает! Варя чувствует укол разочарования, что её сын не биолог, не журналист, а простой продавец, и тут же упрекает себя. Люк с ней честен, и его честность для неё настоящий дар. Теперь она хоть немного узнала о том, каков он на самом деле.
Спустя три месяца Варя сидит во французской кондитерской в Хейс-Вэлли. Когда заходит тот, кого она ждёт, Варя узнаёт его с первого взгляда. Они никогда не встречались, он знаком ей по рекламным фотографиям в сети и, разумеется, по старым снимкам с Саймоном и Кларой. Варино любимое фото сделано в квартире на Коллингвуд-стрит, где жили когда-то её брат и сестра. Чернокожий парень сидит на полу, одна рука на подоконнике, другой он обнимает Саймона, положившего голову ему на колени.
— Роберт! — Варя встаёт.
Роберт оборачивается. Он, как и прежде, красив — высокий и видный, глаза живые, умные, — но ему уже шестьдесят, он похудел, волосы засеребрились.
Много лет Варя гадала, где он сейчас, но только этим летом набралась храбрости и взялась за поиски всерьёз. Нашла статью о чикагском театре современного танца и двух его руководителях. Написала ему по электронной почте, и Роберт ответил, что на этой неделе будет в Сан-Франциско на фестивале танца в парке Стерн-Гроув. Они обсуждают Варину работу, хореографию, квартиру на юге Чикаго, где Роберт живёт со своим мужем Билли и парой мейнкунов.
— Эвоки [50] Эвоки (англ. Ewoks) — раса маленьких мохнатых существ из фантастической саги «Звёздные войны».
, — называет их Роберт, смеётся, показывает фотографии в телефоне; смеётся и Варя, но вдруг у неё перехватывает горло от подступивших рыданий. — Что с вами? — тревожится Роберт. И прячет телефон в карман.
Варя вытирает слёзы.
— Я так рада, что мы наконец познакомились! Сестра моя, Клара, она вас часто вспоминала. Она бы обрадовалась. — Опять это ненавистное «бы»! — Она бы обрадовалась, если б узнала, что вы…
— Что я жив? — Роберт улыбается. — Ничего страшного, можете смело говорить. Никаких гарантий не было. Впрочем, как и для всех нас. — Он поправляет серебряный браслет с гравировкой, который носит вместо обручального кольца; точно такой же носит и Билли. — Да, у меня ВИЧ. Я и не надеялся дожить до старости. Ей-богу, даже до тридцати пяти дожить не надеялся. Но всё-таки дотянул до появления лекарств. А у Билли энергии хватит на двоих. Он молод — совсем молод, ему не выпали такие мучения, как нам. Когда умер Саймон, Билли было всего десять лет.
Роберт заглядывает Варе в глаза. Впервые в разговоре всплыло имя Саймона.
— Я так себе и не простила, что мы с ним больше не увиделись после его ухода из дома, — признаётся Варя. — За те четыре года, что он жил в Сан-Франциско, я ни разу к нему не приехала, так была обижена. И надеялась, что он… повзрослеет.
Слова повисают в воздухе. Варя сглатывает. Клара была рядом с Саймоном, даже Дэниэл говорил с ним по телефону — об их коротком разговоре он рассказал после похорон, — но Варя превратилась в камень, в глыбу льда, замкнулась в себе так, что не достучаться. Да и зачем ему? Наверняка он понимал, что на него Варя обижена сильней, чем на Клару. Клара хотя бы предупредила, что уезжает; у Клары хватало порядочности отвечать на звонки. А на Саймона Варя махнула рукой. Неудивительно, что и он махнул рукой на неё.
Роберт накрывает ладонью её руку, и Варя изо всех сил старается не дрогнуть. Ладонь у него широкая, тёплая.
— Вы же не знали, чем всё обернётся.
— Нет. Но я должна была его простить.
— Вы были тогда ребёнком. Все мы были детьми. Послушайте… до того как умер Саймон, я был осторожен. Может быть, даже чересчур. Но после его смерти я ударился во все тяжкие. Чудом жив остался.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу