Джулия Уолтон - Слова на стене

Сегодня в школе я думал о вас. Но не с издевательской точки зрения. Меня заинтересовали другие ваши пациенты. Другие шизофреники со своей несвязной речью, пузырями у рта и в самодельных шапочках из фольги. Те, которые не принимают «тозапрекс» и которые уже не различают границу между реальностью и тем, что существует только для них и только потому, что они сумасшедшие.

Примерно год назад, когда мама впервые повела меня к врачу, я находился в довольно плохой форме. У меня было чувство, будто мои мозги взяли и выкинули на грязную мостовую, после чего снова засунули в голову, но только уже с остатками мусора и битого стекла. Было только удивительно, как быстро все это произошло. Только недавно я был здоров, а вот теперь уже нет. Приемная доктора напоминала чистилище: все понимают, что уже мертвы, но то, что ждет после жизни, кажется таким паршивым, что об этом даже думать страшно. Это как застрять в транспортной пробке навечно.

Приемная – это то место, которое мне до сих пор снится в кошмарных снах. Только теперь все происходит по-другому. Я как будто цепью прикован к одному из стульев и пытаюсь отбиваться от назойливых ударов другого пациента. Все это время мама наблюдает за мной через окно, потому что какой-то мужчина в белом халате уже объяснил ей: я слишком опасен и ко мне нельзя подходить близко. Я кричу и визжу, но никто меня не слышит или даже, что еще хуже, всем тут все равно. Такую тоску, одиночество и безысходность мне испытывать еще не приходилось…

Так или иначе, но в приемной при этом присутствует только два или три пациента. Все они мужчины. Если не считать Ребекки – она сидела и спокойно собирала конструктор «лего» за специальным столиком. Один из пациентов – примерно моего возраста – тоже пришел с мамой. Казалось, он находился в гораздо худшей форме, чем я, и меня это в каком-то смысле немного успокаивало. Разумеется, я одновременно испытывал за это еще и чувство вины. Почему же тот факт, что кому-то еще хуже, должен был делать меня чуточку счастливей? Ну неважно, в общем. Выбраться отсюда мы с ним не можем. И наши мамы это понимают, что, наверное, и есть самое худшее во всей ситуации.

Я бы лучше страдал в одиночку.

Еще один парнишка в приемной раскачивался взад-вперед и что-то гнусавил себе под нос. Это была какая-то незнакомая мне песня, причем мотив ее то и дело менялся. Его мама по этому поводу ничего ему не говорила. Она читала какую-то электронную книгу на планшете и вела себя так, будто ее сын просто сидел тут и ждал своей очереди, не делая при этом ничего необычного. Будто она понимала, что он больной, но если бы кто-то упомянул об этом, с удовольствием надрала бы задницу такому нахалу. Она была воинственной, как Ксена – принцесса-воин, и со стороны сразу становилось понятно, она боролась за сына всю жизнь. Только когда она потянула его за рукав, то привлекла к себе внимание, а потому сразу же отпустила его. Но я в тот момент уже успел заметить глубокие красные рубцы у парня на руке. Они выглядели страшно – словно этот чудак пытался добраться до мяса на своем предплечье.

Я пялился на него, а его мать, заметив это, уставилась на меня в упор, словно подстрекая меня на действия. Это, в свою очередь, разбудило инстинкты моей мамы защищать своего ребенка. Так они сверлили друг друга взглядами, пока моя мама не сказала: «Вы тоже пришли к доктору Финкельману, да?»

Женщина кивнула, ласково погладила сыночка по голове и вернулась к своей книге. Они уже не были врагами – просто две женщины, ведущие одну борьбу и доверившиеся одному и тому же доктору. Исцелите моего сына.

Я вспоминаю ту приемную чаще, чем любое другое место, потому что для нас это своеобразное место встречи. То самое место, куда отправляются сумасшедшие. Наша небольшая группа, люди, способные видеть то, что не видят другие, люди, исполняющие приказы голосов, которые не слышат другие. Мы делаем это, потому что у нас нет выбора. Наша правда отличается от правды всех остальных.

Я думаю, мне еще крупно повезло, потому что я запросто мог родиться в любое другое время, и меня бы упрятали в сумасшедший дом, где людей сажали в клетки и кормили, как диких зверей. Есть места настолько страшные, что вам и ад представлять совсем не обязательно. Вот такими раньше были сумасшедшие дома.

Вся эта писанина, конечно, полный бред. И все же подумайте, как повезло вам – по крайней мере, вам платят за то, что вы все это читаете.

Доза 2,5 мг. Одобрено увеличение дозы.