Леонид Лебедев - Почти книга для почти людей

И однажды…

А вот что было однажды, я уже рассказывать не буду, потому что я вредный, а нужно еще и работой заниматься. Так что и этой сказке быть неоконченной, потому что короткая сказка не получилась, а на длинную времени нет.

— Дееееда, а сказку? Ты же обещал!

— Обещал — обещал. Обещанного три года ждут.

— Ну вот вечно ты так. Нечестно, деееее. Скааааазку… И вчера обещал и не рассказал, и сегодня. Ыыыыыыыы

— Ну, ладно, ладно. Не гуди, закрывай свой песню.

— А никто и не гудит. Деее, только длинную-предлинную. И не про жил-был царь с мочалом.

— А про что же? Я других не знаю.

— Знаешь-знаешь. А я тебя поцелую, давай? А ты мне длиииинную. Ну, деееее…

— Ну, ладно. Значит, так. Жил-был царь.

— Деда, не про мочало.

— А я и не про мочало вовсе.

— А про что, деда?

— Ну, не про мочало. Ты слушай, давай. А то расскажу про что — сразу неинтересно станет.

— Ага, ну, давай. Значит, жил-был царь…

— Да… Жил-был царь. Сидел он на троне, сидел, а потом говорит: «Сколько можно на этом троне сидеть, мозоли на заднем месте насиживать?»

— Деда, а у тебя там мозоли есть?

— Ты не перебивай. Я же не на троне сижу.

— Деда, а что, он подушку не мог под попу подложить?

— Да у него под попой пуховых подушек девять штук было. Это, понимаешь, так говорят, когда надоедает сидеть на одном месте.

— Деда, а на животе бывают мозоли?

— Бывают, бывают, еще какие! Ты сказку хочешь слушать?

— Хочу.

— Ну тогда не перебивай. А то я уже и забыл, что я тебе рассказывал. Про мочало на дворе?

— Ну, деееее, ну ты же обещал интересную сказку рассказать. И длииинную. Ну, давааай. Я больше перебивать не буду. Жил-был царь с мозолью на попе.

— Да… Значит, почесал он эту свою мозоль и велел, чтобы его развлекали. Ну что, поплясали перед ним, анекдоты порассказывали, а потом один говорит: «Может настоечки какой, ваше величество?

— Скуууучно, — говорит его ваше величество, — давай что-нибудь новенькое.

— А вот тут мне говорили, что в соседнем царстве газету выпускают.

— Куда выпускают? Ничего не понимаю. И что такое газета?

— Это, Ваше Величество, такая бумага, а на ней большими буквами написано «Царская свобода».

— Ну и что мне с ней делать, со свободой? Вон ее у меня — ешь-не хочу. А скучно.

— Ваше Величество! А там дальше все про вас будет написано. «Вчера Его Величество принял посла из три-девятого царства. Посол во время пира обожрался и начал приставать к ключнице. А она ему такой пендель отвесила, что летел этот посол через стол мордой в гречневую кашу.»

— Да, это здорово было! А помнишь, я его велел в бочке с водой вниз головой выкупать? Потом еле откачали.

— Да уж вы, Ваше Величество, шутите — так шутите.

— Деда, а зачем вниз головой?

— Ну, шутки такие у этого царя были. То кому голову отрубит, то еще что. Делать-то нечего. Вот и развлекался.

— Деееее, ну ты же обещал интерееесную. А эта как по телевизору.

— Ну ладно-ладно. Значит, царь говорит, что ему такая газета вовсе не нужна: «Давай еще что.»

— Придворный и говорит: «А вот в другом царстве телевизор стоит. Здоровенный. А в нем…

— А это что за штука такая?

— Ну вот я и говорю, Ваше Величество, телевизор. А в нем — лев. Лежит он, значит, лев на солнышке, греется, а мимо львиииии…

— Дед, ты что, заснул, что ли? Деееда. ДЕД!

— Чего тебе?

— Деда, ну ты же сказку рассказываешь. Про телевизор…

— Ага… Значит и президент говорит: «Я, если что, то на рельсы лягу.»

— Деда, а зачем на рельсах лежать?

— На рельсах лежать знаешь как интересно? Ухо прислонишь, ничего нет, а рельс гудит «уууууу». И постукивает там что-то. А там поезд идет: «чух-чух, чух-чух!» А из окошка пассажиры глядят. Мальчики всякие, девочки. И смотрят. А мимо окошка одно дерево, еще дерево, еще дерево, и еще дерево… Эй, ты что, спишь? Ну, спи-спи.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был дождик. Однажды решил он сходить в другое царство-государство. Шел он, шел, да и пришёл. А как прошелся там, так стал говорить, что живут в этом царстве люди грубые, нехорошие, потому что в том царстве, откуда он пришёл, все ему радовались, а в этом только ругаются. За время, пока он шел, дождик стал уж не дождиком, а дождиной, бурей, и уже никто не умилялся глядя на его свирепую обросшую морду. И так хотелось ему назад, в детство, где все тебя любят только за то, что ты есть.

Жила-была одна маленькая-премаленькая хорошенькая-прехорошенькая пчелка. Которой все любовались. Которую все любили. А у пчелки была большая-пребольшая заветная-презаветная мечта: ужалить и умереть. «Какая хорошенькая!» — говорили одни. «Какая жужжастенькая!» — говорили другие. А пчелка смотрела на них и мечтала только об одном. И …