Михаил Барановский - Чужие сны

И тут звонит телефон. Это Полина. Я точно знаю. Я ее чувствую. Какими-то почти стертыми, как копчик, атавистическими рецепторами, чем-то таким, что раньше во мне было, когда-то далеко, может, на заре эволюции, когда у меня еще был хвост и я отгонял им назойливых мух и слепней, похлопывая себя по шерстяной спине.

Технократическое развитие общества отобрало у меня не только хвост, но и самостоятельность. Открыл кран – потекла вода, включил обогреватель – стало тепло, залез в холодильник – поел… Все так просто. Но меня пугает это простота. Мне кажется, я попал в зависимость от внешней системы обеспечения. Развивая ее, я перестал развиваться сам. Я стал зависим от всего на свете, кроме себя самого. Имея под рукой телефон, телевизор, радио, электронную почту и все такое, мне не приходится решать телепатическую задачу. И все-таки я ее решаю! Ответ сам собой вспыхивает в моем мозгу пронзительным протуберанцем. Он проникает в меня, за считанные секунды проскочив все стадии развития человечества, тысячелетия эволюции. Он проникает в мой мозг мощным и чистым импульсом и пронзает меня до самого копчика – это она! Поэтому я беру трубку и сразу говорю:

– Привет, Полина.

– Привет, Кирюша! А я в Сочи.

– С кем? – спрашиваю.

– С Аликом, – отвечает как ни в чем не бывало, как будто это совершенно нормально, что она вдруг оказалась в Сочи с каким-то идиотским Аликом. – Ты его не знаешь. (И знать не хочу!) Он классный. Море прекрасное, солнце чудесное, питание великолепное. Все замечательно. А сейчас, в эту самую минуту, что я с тобой разговариваю, Алик делает мне массаж.

– Класс, – выдавливаю.

– А что у тебя?

– А мне отрежут ноги, – говорю. И кладу трубку.

– Я знаю, – говорит Борька. – Я недавно был в консерватории… Тебе надо в консерваторию.

– Что я забыл в консерватории?

– Это то, что доктор прописал. Туда ходят одинокие, тонко чувствующие девушки. Главное – не теряйся. Сразу бери быка за рога. Поговори о концерте, попроси номер телефона и – она твоя.

– Кто?

– Ну, откуда я знаю? Какая-нибудь девушка… из консерватории.

– А как же Полина? – интересуюсь.

– В консерваторию! – кричит. – Я сказал – в консерваторию!

Вообще-то я бы хотел научиться играть на саксофоне…

В консерватории действительно много одиноких девушек. Не знаю, все ли они такие, как говорит Борька, – «тонко чувствующие». Но сразу видно – одинокие. Я высматриваю их в подзорную трубу. Ее подарил мне папа на день рождения. Пятидесятикратное увеличение! Первоклассная штуковина. Все эти тонко чувствующие девушки сразу становятся ровно в пятьдесят раз мне ближе. Кажется, я даже слышу, как они дышат. Или это виолончель? Кажется, чуть протяни руку и дотронешься до щеки, и ненароком отвлечешь от Сен-Санса. Увеличение подзорной трубы равно отношению фокусного расстояния объектива к фокусному расстоянию окуляра! Они внимательно слушают классическую музыку. Да.

Действительно ли их так волнует этот Сен-Санс? Меня он что-то не особо трогает. Может быть, мои чувства не так тонки? Вдруг огрубел слух мой, ожесточилось сердце мое, заросли мои слезные каналы?

Лица у них такие напряженные: то ли от музыки, то ли от длительного одиночества – не могу понять. Этого нельзя определить даже с помощью пятидесятикратного увеличения.

Я не умею знакомиться с девушками. Всегда очень волнуюсь в таких ситуациях, когда нет права на ошибку. Ты должен сказать такое… Что-то такое, чтобы она сразу подумала: вот это да! Какой удивительный человек! Это должна быть одна короткая, емкая фраза, которая убивает наповал. Потому что в этом случае у тебя есть только один выстрел, и ты должен за минимальное время попасть точно в цель. Очень часто – в движущуюся цель. Для этого требуются стальные нервы, холодная голова и взгляд тигра…

Ничего этого у меня нет.

В гардеробе, в очереди за вещами, прямо передо мной стоит красивая девушка. Она стоит вполоборота. Очередь продвигается медленно. Потому что в гардеробе в таких местах всегда работают исключительно старушки. Может, даже они очень спешат, но все равно получается медленно. Потому что молодой человек и старый живут в разных временных консистенциях. Даже химические процессы у них протекают с разной скоростью. Поэтому молодым кажется, что все происходит слишком медленно, в то время как старушкам представляется, что они просто летают среди этих вешалок.

Вот я смотрю на очередь и думаю, что ведь и сто лет назад люди ожидали здесь свои вещи после концерта, только они все уже умерли – эти люди. Целая очередь отправилась на тот свет. И те, что сейчас стоят с номерками в руках, через сто лет все умрут. И тут будут стоять совсем другие люди… А музыка будет звучать одна и та же – в консерватории всегда будут играть Сен-Санса! И знаете, что я думаю: «А вот я-то не умру! Не умру и все!» Мне иногда на самом деле так кажется.