Михаил Барановский - Чужие сны

Я глажу ее по попе и думаю. Я думаю, что на самом деле люблю ее, как никогда не любил ни одну другую. Ни к кому я еще не относился так бережно, как к ней.

Отдохнув на попе, мурашки двинулись дальше по страшно опасному пути через узкую талию девочки. Им приходилось идти очень аккуратно, чтобы не соскользнуть и не просыпаться на простыню. По этой причине они двигались чрезвычайно осторожно и медленно. Потому что, упавшие на простыню мурашки засыхают и превращаются в маленькие колючие, очень похожие на бутербродные крошки, которые потом люди, как правило, с неприязнью смахивают на пол, как обычные бутербродные крошки. И тогда, где-нибудь под батареей, мурашки находят свой последний приют. Все без исключения мурашки больше всего на свете боятся именно такого ужасного конца.

«Это очень трогательно, когда любимый человек засыпает рядом с тобой, в твоей постели. Это „романтико“ и „белисимо“, как говорил один зазывала в каком-то прибрежном хорватском городке. Он стоял на молу у пришвартовавшихся яхт и приглашал всех посетить итальянский ресторан на берегу Адриатического моря. Он кричал: „Романтико! Белисимо!“ Но мы не пошли в тот ресторан. Потому что нам и так было и „романтико“, и „беллиссимо“. Нам было очень хорошо на фоне моря, бухты и яхт с высокими мачтами. Если смотреть издалека, – яхты похожи на канапе в большой голубой тарелке с золотой каемочкой песчаного берега. Мне нравилось сидеть на носу яхты. Встречный ветер со скоростью двенадцать узлов бился в мое физическое лицо. Одно солнце, миллионами осколков разбившихся в детстве елочных игрушек, искрилось на волнах. Другое – целое, совсем новое, как только что из магазина, – висело в небе. Горизонт был совсем близко. И мы мчались к нему. Как же редко в повседневной жизни мы мчимся к горизонту! Мы живем без горизонта. Я смотрел в подзорную трубу, как настоящий морской волк.

Чайки по обе стороны от меня, как звезды на адмиральских погонах, парили галсом.

Дельфины сопровождали меня параллельным курсом, как мотоциклисты президентский эскорт».

– Я тебе нужен? – спрашиваю.

– Очень, – отвечает сквозь сон.

И я продолжаю:

– Мурашки добрались до шеи девочки. Конечно, не все – многие просыпались на простыню, но те, что уцелели, – уже вплотную приблизились к уху. Они облепили его со всех сторон и как по команде открыли свои мурашечьи рты и в один голос закричали миллионами голосов: «Ты еще не спишь?!»

А поскольку на самом деле кричали вовсе не мурашки, а я, то Ирина аж подпрыгивает в постели от неожиданности и набрасывается на меня с кулаками. А я – ее успокаиваю. Потому что я ее очень люблю. Потому что «романтико». Потому что «беллиссимо».

На свадьбу Борька подарил нам видеокамеру. Он же снял маленький любительский фильм.

Лето. У входа в роддом – группа товарищей. Мои родители, бабушка, мама Ирины, подруга Ирины – Катя, Полина с Аликом. Алик в гипсе и на костылях.

Из дверей роддома выходим мы с Ириной. У меня на руках младенец.

В этом месте изображение вздрагивает.

Зима. Идет снег. У входа в роддом та же группа товарищей. Мои родители, бабушка, мама Ирины, подруга Ирины – Катя, Полина с Аликом. Алик в гипсе и на костылях.

Из дверей роддома выходим мы с Ириной. У меня на руках очередной младенец.

В этом месте изображение снова вздрагивает. Потому что между предыдущей и следующей съемкой прошло лет пять.

Аттракцион американские горки. В вагончике Ирина, я и наши дети – Маша и Миша. Миша часто моргает и почесывается, а Маша рассматривает свои ногти и накручивает на палец волосики.

– Да не бойтесь, – говорю им. – Вам понравится.

А Ирина говорит:

– Сейчас все сядут, и мы поедем быстро-быстро, и нам будет страшно-страшно…

Поезд мчится. Мы все пищим от страха и удовольствия. Но ничего этого не слышно, потому что звучит музыка. Какая-то очень красивая музыка, в которой солирует саксофон…