Тут Варга ощутила беспокойство, нечто вроде озноба. Даня был близко, в шаге, — он чувствовал, что в этом новом состоянии не составит труда обратиться к тайному в ней, что только и было настоящим, — но тут была смутно ощутимая неправильность, все равно что проникать к возлюбленной со взломом. Он застыл на уровне ее головы, розового уха с розовой опаловой каплей на мочке.
— Это не ваше дело, — сказала Варга, и Даня так обрадовался, что взмыл до потолка.
— Да, теперь конечно, — засипел Одинокий. — Нищий старик, что же, только плюнуть… Ты не так говорила бы со мной в мои тридцать. Я был Байрон, меня никто не звал иначе…
Это была простая тактика — сыграть на жалость, а когда разнежится, ударить. Это привязывало намертво: они долго бегали за ним, чтоб отомстить, а потом привыкали.
— Байрон, — сказала Варга и прыснула.
— Ты аккуратней с ней, дед, — сказал Мелентьев, кратковременно активизируясь. — Она мне знаешь что сказала? У ней способность внушать мысли. Она внушит тебе сейчас пойти кого убить, и ты убьешь, и тебя оприходуют. Или она внушит тебе обделаться, и ты обделаешься.
С этим Мелентьев уснул опять, положив тяжелую курчавую голову на плечо ничего не соображающей Татьяны. Татьяна сидела прямая, как столб, напряженно прислушиваясь к смерти внутри себя. У нее была изжога, изжога была сильна, как смерть, стрелы ее — стрелы огненные.
Чертова Варга. Разумеется, она все выболтала Мелентьеву. Нельзя было ее поить.
— Где же вы научились внушать мысли? — с преувеличенным изумлением спросил Одинокий, пытаясь ухватить Варгу за руку.
— Где надо, там и научилась, — сказала она, вырываясь. — Остромова знаешь? Вот он тебе внушит, так внушит, что забудешь хватать.
— Остромов? — уже по-настоящему изумился Одинокий. — Но я прекрасно знал Остромова! Редкостная сволочь, чудеснейшая! Я думал, он совершенно пропал. Что же, он в городе?
— Где ж ему быть, — неохотно ответила Варга. Даня плясал перед ней и так, и сяк, надеясь отвлечь внимание и прервать опасный разговор, но оставался невидим; легкая тревога, впрочем, ее кольнула.
— Но он чудесный малый! — повторял Одинокий. — Я хочу его видеть. Дайте мне его адрес.
— Ничего я тебе не дам, — сказала Варга решительно и отодвинулась.
— Это ты, положим, не зарекайся, — тщась казаться вальяжным, просипел Одинокий. — Не тебе, девчонке, лезть в старые отношения серьезных людей. Если захочу, я сам найду Остромова.
— Вот и захоти и найди, — сказала Варга совсем уже решительно, и Даня обрадовался: умница, умница! Но в этот миг она поискала его глазами, не нашла и обиделась. Ей досадно стало, что он так долго отсутствует и, может быть, с Риголеттой, а к ней в это время пристают грязные старики.
— Эй! — крикнула она Кугельскому. — Вы Даниила не видали?
— На лестнице, наверное. Блюет, — сказал Кугельский. Он рассказывал Нонне, как его ценит редактор, и поглаживал ее круп. Нонна была в полубесчувствии и хохотала.
— Не блюет он! — обиделась Варга.
— Ну так целуется, велика разница, — игриво сказал Кугельский.
— И не целуется ни с кем! — крикнула Варга. — А ты отстань! — Одинокий вновь придвинулся и вонял.
— Ты, прелестница, как увидишь Остромова, скажи ему, что его хорошо помнит Одинокий. Было время, делывали дела, — сказал старик. — Ох-хо-хо, каков я был. Кррасавец. Но то все было еще не то. — Он налил, выпил и крякнул. — Искра была, но истинная поэзия — после. Истинная поэзия в падении. Я пал в навоз и обосрался. Да. Что Остромов, все мантию носит?
Как он смеет, негодовал Даня, как он смеет так говорить об учителе?!
— Остромов красивый, — сказала Варга.
— Ну так ты скажи ему, красивому, что Одинокий кое-что помнит и желал бы видеться. Найти меня можно на Измайловском. Запомнишь?
Я запомню, подумал Даня. Я скажу ему об этом страшном человеке, намеренном его шантажировать. Учитель предупреждал о черных сущностях. Должно быть, они повздорили еще в предыдущем воплощении. Может быть, сам учитель и низринул его туда, где он сейчас пресмыкается. Как он смеет сидеть и пахнуть рядом с ней?
— Ты дурак! — крикнула Варга. — Вы все дураки! Я не стану для вас танцевать!
— Никто не просит, — буркнул Мелентьев с Татьянина плеча.
— Ты, круглый! — обратилась она к Кугельскому. — Налей мне!
Кугельский нехотя налил.
— Все дураки, — зло прошептала Варга, выпила и подошла к окну, за которым… но то, что Даня увидел за окном, перевесило все прочие его мысли. Он понял, что должен быть сейчас, немедленно там — только там, а не в этой продымленной, пьяной и сонной комнате; и, не задев стекла, он устремился туда, куда смотрела облокотившаяся о подоконник Варга.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу