Джозеф Хеллер - Видит Бог

Великий народ, обещал Бог, рука которого вечно будет на всех.

А на меня Ему было начхать. Он заставил мое дитя умереть. Он снова пошел неисповедимыми путями Своими. Как я могу об этом забыть? Он-то может, Нафан говорил мне об этом. Но я все еще не простил Его, хоть и нуждаюсь в моем Боге пуще прежнего и тоскую по Нему сильнее, чем хотел бы Ему показать. И я не верю, что Он забыл обо мне.

Я не питал никаких зловредных намерений, когда просил Иоава прислать ко мне с поля битвы в Аммоне Урию Хеттеянина, якобы для того, чтобы Урия подробно рассказал мне, что там у них происходит. Я хотел лишь одного — чтобы Урия переспал с Вирсавией. Я же могу, так почему он не может? План мой состоял в том, чтобы встретить его, как героя, слегка подогреть вином и спустить на жену, на мою восхитительную возлюбленную. Казалось бы, что может быть милосерднее? Таким манером я рассчитывал скрыть нашу с ней смутительную неосторожность от всякого жителя города, какой еще не разобрался в истинном положении вещей. Идея была — пальчики оближешь. Для всякого, да только не для Урии. Основной просчет моего вдохновенного замысла состоял в самообманчивом представлении, которое часто витает в уме мужчины, пребывающего в первой поре любви, что будто бы всякий еще способный дышать самец вожделеет предмета его страсти с не меньшим пылом, чем он сам. А Урия вот не вожделел. Поди-ка представь себе такое.

Мне трудно было смотреть ему прямо в глаза, когда он предстал предо мной.

— Входи, друг мой, входи, мой мальчик, — приветствовал я его с громогласной сердечностью, посредством которой рассчитывал внушить ему полную непринужденность. — Входи, мой достойный Урия, омой ноги свои. Я и сказать тебе не могу, до чего я рад тебя видеть.

Вот это была чистая правда.

— Ну, поведай мне обо всем, расскажи, что творится в Равве Аммонской. Я там не нужен? — Меньше всего на свете меня интересовало то, о чем я просил его рассказать, так что старательный отчет его о том, как хорошо управляются мои люди и как удача пусть медленно, но склоняется на нашу сторону, я слушал вполуха. Тем паче что курьеры так или иначе скакали туда и оттуда по нескольку раз на дню, даже и по субботам.

— Хорошо-хорошо-хорошо. — Я хотел, чтобы он поскорей закруглился, до того не терпелось мне засунуть его в постель Вирсавии, в которой и сам я лежал с нею так часто. — Выпей вина. Ты принес известия, которые мне хотелось услышать, я счастлив. Теперь же расслабься, дай покой ногам твоим. Хочешь еще раз помыть их?

— По-моему, они и так уже чистые.

— По-моему, тоже. А теперь иди домой, отдохни. Повеселись немного. Я пошлю вам царское кушанье, попируй с женой.

— Только не я, — с нажимом сказал Урия, повергнув меня в испуганную оторопь.

— Да почему же? — вскричал я.

— Я на службе.

— Считай, что на эту ночь я тебя от службы освободил, — выдавив смешок, сказал я. — Как тебе вино, понравилось? Выпей еще. Да ты бери весь кувшин. Я отправлю тебе вместе с кушаньем еще несколько бутылок. Иди домой, Урия. Говорят, жена у тебя — пальчики оближешь. Иди домой, заделай ей штуп. Кинь ей пару хороших палок. Ты это заслужил. Теперь же оставь меня и ступай к жене.

Думаете, он ухватился за такую возможность? Нет, от меня-то он в конце концов уковылял — налившись вином, грузно клонясь в подветренную сторону, точно забулдыга со стертыми ногами. Я облегченно вздохнул и сам как следует приложился к кувшину. Однако вместо того, чтобы покинуть, как я ожидал, дворец, несговорчивый сукин сын завалился спать на полу у ворот царского дома вместе с остальными солдатами моего гарнизона. Прослышав об этом, я мигом перестал расточать похвалы своему хитроумию и помчался туда.

— Урия, встань, иди домой, — начал я страстную речь, начал непререкаемо командирским тоном, который на втором или третьем слове обратился в жалкие руины униженной мольбы. — Тебе же тут неудобно.

Урия выпятил грудь и, распространяя запах перегара, ответил:

— Пока Израиль и Иуда находятся в шатрах, ни за что!

— Да толку-то им от того, что ты здесь валяешься? — возразил я. — Ступай домой, в хорошую, мягкую постель. К теплой, пухленькой женушке. Я уже послал вам яства и бутылки с крепким вином. К чему быть таким шмуком?

— Нет, — заплетающимся языком объявил Урия, — пока господин мой Иоав и рабы господина моего пребывают в открытом поле. А я вошел бы в дом свой…

— Вот именно, войди в дом свой, — подхватил я.

— …и стал бы есть и пить и спать со своею женою! Клянусь твоею жизнью, — возгласил он, — и жизнью души твоей, этого я не сделаю.