Иван Сергеев - Два лебедя

Но оказалось, что я был единственным на Земле, кто владел этим потаенным знанием. Поэтому я мог считать себя сириусянином, марсианином или десситом, владеющим знанием вертикальных и горизонтальных колебательных систем по двум точкам. А потом меня как обухом по голове ударило, и я понял, что познал лишь небольшую часть рефлекторного механизма общения, который вскоре назвал Матрицей. Я почувствовал интуитивно, что две точки являлись важнейшим элементом Матрицы. И однажды я назвал их «Интеллектуальным помощником».

Расставание с Верочкой Клюге было тяжелым испытанием для меня. Но время летело стремительно, а я не потерялся в суматошном потоке жизни. Иногда, в порыве вдохновения, я чувствовал, что могу познать всю Матрицу целиком, если в меня вольется первородная сила.

С приходом весны я почувствовал эту силу. Она входила в меня вместе с ласковым дуновением ветра, звонкой серебристой капелью, волнующим набуханием почек и неудержимым березовым током. Мне было приятно ощущать в себе неукротимую силу. Когда такую исполинскую силищу ощущаешь в руках своих, готов своротить на своем пути горы. Как прекрасное видение, промелькнула весна. Затем удивительно быстро пролетело теплое лето, и так же красочно вспыхнула долгожданная осень. Преобразился и я, став собранным, уверенным и стойким. Я больше не сомневался, что сама природа готовилась вместе со мной к познанию Матрицы. Ласковые потоки тонкого света, льющиеся на мою голову с неба, ежедневные купания в Пасторском озере и целебные ароматы весны, лета и осени подготовили меня к невероятному мозговому штурму. И тут, весьма кстати, меня направили в деревню, на уборку картофеля.

Я поселился в деревянном бараке, расположенном недалеко от шоссе. Окна барака выходили на громадное картофельное поле. За полем синел хвойный лес. Он манил к себе мудростью, таинственностью и грибами. А еще дальше находилось клюквенное болото.

Перекусив в столовой, я направился по грунтовой дороге в соседнюю деревню. Вдоль дороги рос горох. Стручки гороха давно потеряли изумрудную свежесть и пожелтели. Я кинул полную горсть гороха воронам, сидевшим на высохшем дереве, но они не сдвинулись с места. И тогда я понял, что это были очень мудрые вороны. Они смотрели на картофельное поле внимательными глазами, не упуская из виду ни одной мелочи. Сколько спокойствия было в их горделивой осанке. Но их присутствие на одиноком высохшем дереве требовало объяснения, потому что нечто неуловимое для стороннего наблюдателя, которым мог быть и я, происходило вокруг, и было связано с этим полем.

И тогда я почувствовал чистую энергию, исходящую от неубранного картофельного поля. Она, как южный ветерок, ласкала меня. Казалось, сквозь мое неподготовленное существо проходил мощный информационный поток Вселенной. И тогда я впервые понял, насколько необычным и губительным для меня будет этот мозговой штурм. Мне предстояло пропустить через себя могучий информационный поток с тем, чтобы разгадать загадку сложнейшего информационного обмена, о котором научный мир Земли не имел реального представления. А вороны, сидящие на сухом дереве, чувствовали, что скоро на картофельном поле разразится грандиозная битва, и как падальщики они желали в ней поучаствовать.

А на другой день я очутился на картофельном поле, уходящем вдаль до синего леса. Прозрачное небо и золотистый диск солнца не только усилили собой неповторимость красок бабьего лета – большей красоты и совершенства невозможно было придумать. И на фоне этой чудесной поры, слева и справа от меня копошились в спаханной земле такие же интеллигенты в третьем колене. Они, возможно, ощущали себя более интеллектуальными личностями, чем я, потому что шутили, смеялись и пели. Я слышал их веселые голоса, но держался по отношению к ним отчужденно и холодно. Ничто не связывало меня с ними. А размениваться на пустые разговоры я не хотел.

А через день приехал Сергей Писарев и поселился в нашем бараке. Судя по словам Сергея, его прислали мне в помощь, хотя я ни разу прежде его не видел. Должно быть, Писарев совсем недавно окончил институт и приехал вместе со студентами. Они были веселы и непосредственны, как и положено быть первокурсникам. Но я держался от них обособленно, потому что готовился к мозговому штурму. Однако моя сосредоточенность меня тревожила.

Я видел яркое сияние, исходящее свыше, но не слышал льющихся из этого сияния слов. А затем единение с Божественным сиянием довело меня до такого сосредоточенного состояния, что я не мог произнести ни слова. Возможно, из-за этого я съел сырую картошку, синюю, словно слива.