Когда с Тото заговорили о памятнике, он попытался возражать. Но было ясно, что ему это приятно. Однако из деликатности он высказал мысль, что следовало бы по крайней мере назвать какие-нибудь улицы, пусть не слишком длинные и широкие, именами Биба и Элеутерио. Эти двое ночи напролет развлекались в ночных барах и кабаре, которые по распоряжению Дифирамбиса оставались открытыми круглые сутки. Какими далекими теперь казались те времена, когда они жили в жалких лачугах в поселке бездомных и Элеутерио останавливал на улице прохожих и говорил: «Ваша жена скончалась», или же: «Ваш дом рухнул»; люди впадали в отчаяние, рыдали, а он их успокаивал: «Я пошутил!» Так Элеутерио воспитывал в людях способность больше ценить то, что жизнь дарит нам изо дня в день. Теперь же он останавливал женщин и спрашивал: «Синьора, это ваше манто?» — и наклонялся поднять с земли роскошное манто из горностая, словно это носовой платочек. «Да», — неизменно отвечали дамы, и Элеутерио удалось таким образом завязать немало приятных знакомств. Кроме того, он больше не качался на ходу, как маятник, и заказал себе визитные карточки, которые не скупясь раздавал направо и налево. И он и Биб стали друзьями Дифирамбиса и Мобика, перешли с ними на «ты», и все четверо в одинаковой степени были убеждены, что заслуживают хотя бы мемориальной доски.
Дифирамбис и Мобик между тем не сидели сложа руки. И вот в день открытия памятника Тото произошло нечто непредвиденное. Тото восседал под балдахином на золоченом стуле, напоминавшем трон, слушая, как оратор вовсю его славословит, и вдруг откуда-то сверху на голову нашего Тото обрушилась балка. Толпа с криком «Помогите!» кинулась врассыпную, площадь в одно мгновение опустела. Только кто-то протянул руку, чтобы схватить маленькую собачку, поднявшую лапку на тротуаре. Не прошло и пяти минут, как на всех домах Бамбы был расклеен манифест, гласивший: «Принимаю на себя правление Бамбой вместо Тото, погибшего, как все видели собственными глазами, в результате несчастного случая, каковой не может быть приписан ничему другому, кроме чистой случайности. Подпись: Дифирамбис». Через час был опубликован другой манифест: «Синьор Дифирамбис просил освободить его по состоянию здоровья от должности губернатора города. На этот пост городское население единодушно выдвинуло синьора Мобика». В течение часа произошло немало всяких неожиданностей. Исчез Тото, тело которого не удалось обнаружить среди обломков губернаторской трибуны. Возни ли острые разногласия между Дифирамбисом и Мобиком: «Я вас назначу заместителем моего главного помощника». Да — нет, да — нет. Мобик, заручившись поддержкой тех, кто был возмущен Дифирамбисом, не предложившим им поста, который он предложил Мобику, сместил Дифирамбиса. Элеутерио и Биб, кричавшие: «Да здравствует Дифирамбис!», едва успели вместо имени, уже готового сорваться у них с языка, издать какое-то мычание — в случае необходимости оба могли заявить, что это «м-м-м» было первой буквой имени Мобика.
Первым распоряжением Мобика был приказ организовать похороны Тото. По бокам катафалка, держась за него руками, шли Биб, Элеутерио, Мобик и капитан Джеро. Мобик то и дело смахивал пальцем воображаемую слезу, что производило огромное впечатление на публику.
Здесь любопытный читатель спросит: а что же Тото? Нет-нет, он не умер, а если бы и умер, то вам нечего его жалеть, ибо он пошел по дурной дорожке. Однако случай с балкой, треснувшей его по голове, открыл ему глаза, и он стал прежним Тото. Первой мыслью Тото было побежать и поклониться тем местам, где он увидел голубя. Однако голубь его покинул: Тото несколько раз произнес «трык!», но безрезультатно. Тогда медленным шагом Тото вернулся в город. Он хотел пойти к Бибу и Элеутерио и уговорить их покинуть вместе с ним этот рай, эмигрировать за границу. Из опасения, что его узнают прохожие, он нацепил большую черную бороду. Вдруг впереди показалась пышная похоронная процессия. Тото чуть не прослезился, увидев шедших за гробом Биба и Элеутерио. Да и у многих вокруг подозрительно блестели глаза. Сказать по правде, они вовсе не оплакивали Тото, просто всегда находятся люди, которые плачут при виде похорон. В похоронной процессии шагали трое братьев Фрате (из них плакал только старший, который пользовался наибольшим авторитетом), Гаэтано, Кармело, громко всхлипывавший всякий раз, когда синьор Мобик проводил пальцем по глазу, Саверио, из чьей груди, несмотря на всеобщее осуждение, время от времени вырывался то голос певца, заводившего какую-нибудь модную песенку, то свист и завывания, долетавшие по эфиру из самых далеких уголков земли. Толпа начала редеть только тогда, когда с кладбища вернулись все важные лица. Теперь извозчики пустили своих лошадей почти что рысью, вновь распахнулись двери лавок и магазинов, в городе воцарилась почти что радостная атмосфера. Тото брел по этим оживленным улицам охваченный прежней робостью. Когда он проходил мимо какого-то бара, мальчик-официант нечаянно брызнул ему на костюм минеральной водой. Хозяин стал кричать на мальчика, тогда Тото остановился, взял у того из рук бутылку, вылил ее всю себе на костюм и сказал: «Вот видите? Пожалуйста, не беспокойтесь, все в полном порядке». Однако целая бутылка минеральной воды была пущена в расход, и это так рассердило хозяина, что в конце концов он все-таки поколотил мальчишку.
Читать дальше