Майк Дэвидоу - Орлы и голуби

— Лиза и Лила!

Полицейский не слишком встревожился — такие сцены ему здесь приходилось видеть каждый день. Он сунул мне в руку жетон.

— Становись в очередь! — Я чуть было не послушался. Потом окинул взглядом очередь — она извивалась, как змея, огибая квартал. Долго же придется ждать Лизе и Лиле! Я оттолкнул полицейского и стал в дверях.

Полицейский растерялся, но оторопь быстро прошла, и он схватил меня за горло. Однако я не почувствовал ни боли, ни страха. Никакого «я» для меня в ту минуту не существовало, о чем разъяренный человек, словно тисками сдавивший мне горло, и не подозревал. Я не помню, что произошло дальше — об этом я узнал потом из рассказа Джорджи. Но я, как сейчас, вижу летящего с лестницы полицейского и его изумленное лицо. А потом бюро захватили взбунтовавшиеся безработные. Успех словно прибавил всем силы: ведь если мы смогли ворваться в бюро, значит, можно заставить и равнодушную руку чиновника подписать волшебный клочок бумаги, возобновляющий ведение давно закрытого «дела». А страх на лицах тех, кто привык сам внушать страх, укреплял это чудесное сознание силы. Полицейские ошеломленно молчали, а вечные молчальники выплескивали в лицо перепуганным чиновникам все застарелые свои обиды, все оскорбления, проглоченные, но не забытые. И самое главное — люди говорили друг с другом. Каждый рассказывал историю своего несчастья. О таком размахе мы и мечтать не могли! Джорджи строчил как сумасшедший. Один Карл глядел на происходящее все с той же внешней невозмутимостью. Он одобрительно кивнул мне. Я долго ждал этого одобрения, но теперь, как ни странно, оно мне было уже не нужно.

Карл собрал наш Совет. Мы подошли к растерянному коротышке — заведующему бюро. Тот был удручен, озадачен, совершенно сбит с толку. Он привык заниматься «трудными случаями» — престарелыми, убогими, неприспособленными. Но сегодня вся Америка — сплошной «трудный случай». А он, чиновник социального обеспечения, к смущению своему, вынужден был признаться себе, что превращается в полицейского. Минуту назад капитан полиции сообщил ему, что особый отряд уже в пути и нужно только выиграть время до его прибытия. Однако новость эта не порадовала заведующего. Он знал, как управляться со своими агентами, но отряд полицейских? Он предвидел упреки со стороны коллег. Но им проще. Они работают в частных благотворительных организациях, «одаряют» покорных, преисполненных благодарности бедняков.

Ему оставалось только одно. Городские власти недавно сообразили наконец, что полицейской дубинкой голодных не испугаешь. Создали фонд экстренной помощи и распространили специальный циркуляр, разрешающий в исключительных случаях, во избежание кровопролития, вступать в переговоры с «организованными группами». Первый же беглый взгляд на толпу безработных убедил чиновника, что для переговоров самое время.

Карлу уступки были не нужны. К «легким победам» он относился с недоверием. Они неизменно оказываются ловушками. А подачек надо избегать больше всего — это самые хитрые ловушки. Цель же — добиться официального признания. Он подошел к столу с видом генерала, чья армия во много раз превосходит силы противника. Джорджи, я и другие ждали, что он скажет.

Карл внушал всем уважение. Когда твердость в цене, жесткость нередко принимают за мужество. Сплошь и рядом вместо хлеба голодных кормят благопристойной ложью. И вполне понятно недоверие, с которым они воспринимают все, что нельзя увидеть, взять в руки, попробовать на ощупь или на вкус, унести с собой. До завтра еще надо дожить. А сегодня земля горит под ногами. Переговоры шли прямо на поле боя. Лиза и Лила стояли в печальном ожидании. Джорджи держал свои драгоценные записи, словно срочные векселя. Чиновник понял, что придется выложить все карты. Он и не пытался юлить. Для этого не было времени. Он посмотрел на Карла, затем перевел взгляд на капитана полиции. Чувствовалось, что оба настроены решительно. Назревала стычка, и ему было страшно. Он всмотрелся в лица членов Совета. Я перехватил его умоляющий взгляд и тут же поспешил нахмуриться — сурово, как Карл. Наши лица должны выражать одно.

Чиновник попытался начать беседу. Он потянулся к записям Джорджи. Но Джорджи судорожно прижал их к себе. Коротышка ухмыльнулся:

— Так это и есть дела, которые вы составили? — В его словах я различил снисходительность профессионала, но больше завладеть бумагами он не пытался. Он глянул на ручные часы, и лицо его выразило отчаяние. — Я же не полицейский.