Майк Дэвидоу - Орлы и голуби

Майк Дэвидоу приоткрыл нам окошко в свою жизнь. Он художник и потому, рисуя частность, освещает и общее.

Его мать — это мать Майка Голда, Шона О'Кейси, мать Горького и Дюбуа, мать всех униженных и оскорбленных. Это Мать с большой буквы — она согревает и заботится, учит и направляет. Дэвидоу знакомит нас с нею, равно как и с Мишенькой, Джорджи, Карлом; мы разделяем с автором страх одиночества и вдохновение битвы и вместе с ним решаем один из главнейших вопросов революционной борьбы: как уподобиться орлу, не уподобляясь ястребу, как бороться за справедливость в мире несправедливости, как чистить клоаку, не мараясь в грязи.

Мысль эта — о необходимости быть сильным и вместе с тем сохранить доброту голубя — не раз возникает в стихах Брехта.

Карл Сэндберг завершает биографию Линкольна следующими словами: «За всю историю человеческого рода не часто являлся на землю… человек, в чьем сердце и уме парадоксально уживались бушующий ураган и ничем не омраченное спокойствие»

Но такие люди рождались, и Линкольн был одним из них; а когда разразилась буря грознее, чем та, что довелось испытать Линкольну, революционное движение нашего времени породило еще одного — Ленина.

Майк Дэвидоу не предлагает легких решений — их попросту нет. Но весь его американский опыт борца, все многолетние наблюдения, прекрасным полем для которых явились его жизнь и работа в Советском Союзе, доказали ему, что история вовсе не является школой безверия и цинизма. Наоборот, защитники эксплуатируемых — те, что не только размышляют, но и действуют, — уверены: борьба их нелегка, но прогресс неодолим.

Центральное место в сюжете занимает борьба против выселений, проводимых алчными домовладельцами и их полицейскими пособниками. Действие происходит во времена юности Майка, более пятидесяти лет назад. Но Майку и его жене Гейл пришлось еще раз столкнуться с подобными явлениями в Сан-Франциско, благословенном городе благословенного края, и не во времена кризиса 30-х годов, а во время так называемого «спада» 80-х [1] См. очерк М.Дэвидоу «В пути. Из американского дневника». «ИЛ», 1984, № 4. (Прим. ред.) . Чета Дэвидоу вступает в сражение за неотъемлемое человеческое право на жилище, и поскольку закон в стране, на словах ратующей за права человека, всегда на стороне хозяев, сражение это вовсе не шуточное и не о юридических тонкостях тут идет спор.

Итак, в повествовании Майка Дэвидоу — все правда, и не только с точки зрения искусства или истории, но и с точки зрения самой жизни, времени и места, ставших основой этого произведения.

Советский читатель найдет здесь кусочек Америки, увиденный с великой любовью, нежностью и состраданием к людям, — ведь именно таким взглядом смотрят на жизнь «орлоголуби».

Мама так и не узнала, сколько мучительных страданий принесла мне в детские годы обуревавшая ее любовь к людям. Понял я маму гораздо позже, когда прочел горьковский гимн русской женщине-матери.

Первое, что я запомнил, были мамины слова: «Будь добрым, Мишенька, люби людей». Этими пятью словами выражала она суть десяти заповедей. Ее героями были похожие на Христа праведники, добром побеждающие зло. Горькая память о погромах, погнавших ее во время первой мировой войны вслед за отцом в Америку, заставляла ее лишь сожалеть о недостойных деяниях заблудших наивных душ.

Ведя счет моим добрым поступкам, она укрепляла во мне желание творить добро. В ее рассказах я выглядел каким-то толстовцем. Не знаю, что было раньше — ее рассказы или сами эти добрые поступки. Порою казалось, что это одно и то же.

Встретившая ребенка Америка не имела ничего общего с материнскими рассказами о движимом любовью человечестве. Но я восхищенно внимал этим рассказам и верил им. Они были моими детскими сказками, а что тогда могло быть реальнее для меня, доброго принца из этих сказок?

— Ты еще совсем несмышленышем был, Мишенька, а уже так всех любил, — заводила свой рассказ мама, и я переносился в наводненную беженцами Россию времен первой мировой войны. Моя мать проехала из конца в конец растерзанной войною страны с четырьмя детьми — позднее их осталось трое. Отец еще перед войной, до моего рождения, уехал в Америку, «чтобы там осмотреться».

Мама часто вспоминала, как вместе с нами очутилась на железнодорожной станции, запруженной толпами отчаявшихся беженцев.

— …Люди предлагали деньги, семейные реликвии здоровякам-крестьянам, чтоб те помогли им влезть в поезд.