Хуан Гойтисоло - Ловкость рук

— Но он же ничего не сделал,— пробормотала девушка.

— Я знаю,— ответил Энрике.— Но ему придется доказать это. И они могут ему не поверить.

Глория едва понимала, о чем они говорят.

— Это так опасно?

Энрике тоже брал зубочистки и нервно ломал их.

— Пойми, я не утверждаю, что делэ очень опасное. Но ты сама знаешь, чем это пахнет. Может, его тут же выпустят, может, начнут следствие. А это довольно неприятная штука.

Девушка подавленно слушала его.

— Хоть бы знать, от кого зависит судьба этого дела... Может, отец через своих друзей мог бы чем-нибудь помочь.

— Твой отец? А как ты его уговоришь?

Глория закусила губу.

— Очень просто. Все ему расскажу.

— Все расскажешь? Да ты спятила!

— Или пригрожу скандалом. Ты его не знаешь. Он скорее повесится, чем допустит, чтобы это выплыло наружу.

— А если он не согласится?

Девушка судорожно глотнула.

— Я исполню свою угрозу. Объявлю всем, что я люблю Хайме и что уже полмесяца как отдалась ему.

Рука ее была полна обломков зубочисток, и она швырнула их на пол.

— Послушай, Глория. Что бы ни произошло, ты ко всему должна относиться спокойно. Ты сама понимаешь: то, что ты говоришь, сделать невозможно. Если бы Хайме узнал, он первый запретил бы тебе это. Ты только расстроила бы его, но ничем бы не помогла.

Глория внимательно разглядывала свои руки: белые, нежные, они извивались, как маленькие существа, живущие независимой от нее жизнью.

— Я люблю его,— пробормотала она.

Суарес отвел взгляд.

— Я знаю, Глория. Я тоже его друг и понимаю, как это больно. Бедняга Хайме не ладил со своей семьей и раньше, а теперь еще свалилась эта гадость. Если дойдет до родных, они заставят его возвратиться на Канарские острова.

— Ты думаешь?

Глория побледнела.

— Я их знаю: они перестанут высылать ему деньги, и он будет вынужден вернуться, чтобы не умереть с голоду.

У Глории словно все оборвалось внутри. Почему она сидит здесь, ничего не делая, ничего не предпринимая, когда какие-то скрытые силы готовятся отнять у нее Хайме. Пальцы ее судорожно перебирали зубочистки.

— Мы что-то должны сделать,— пробормотала она.

Энрике молча ел мидии.

— Херардо говорил, что можно внести залог,—начал он. И, увидев, что Глория с надеждой подняла голову, добавил: — Так обычно делается! Платишь сколько надо, и дело с концом.— Он печально улыбнулся.— Но для нас это невозможно. Мы все равио не достанем столько денег.

— А сколько нужно?

Суарес только махнул рукой.

— Точно не знаю. Тысяча или тысяча пятьсот.

— А у тебя есть сколько-нибудь?

Юноша отрицательно покачал головой.

— Нет. Я тоже поругался со своими; они мне не посылают пи гроша.

— А у твоих приятелей по общежитию?

— Я спрашивал утром. Ни у кого ни монеты.

Нет. Не было никакой возможности спасти Хайме. Два месяца его продержат в тюрьме, а по выходе он отправится к своей семье, к черту на рога. Девушка почувствовала, как горячий комок гнева подступил к ее горлу. Она судорожно схватила Суареса за руку.

— Я...— выдохнула она,— я достану все, что нужно!

Суарес удивленно поднял брови.

— Ты?

Обгоняя мысли, слова слетали у нее с губ. Суарес был удивлен уверенностью, с какой она говорила.

— Да. Так или иначе достану.

Энрике выразил сомнение.

— Думаешь выпросить у своего отца?

Она отрицательно мотнула головой.

— Нет. Он все равно не даст. Но это неважно. Сегодня же вечером я добуду деньги. Как скоро это нужно?

— Не знаю... Возможно, чем быстрее... Между прочим, я могу спросить у Херардо. Наверно, он уже узнал все, что касается залога, и сегодня же...

Глория вонзила свои острые ноготки в ладонь: все зубочистки были сломаны.

— Хорошо. Если ты его увидишь, скажи, что завтра утром у нас будут деньги.

Она поднялась, словно подстегнутая. Глаза ее сверкали. Суарес тоже встал.

— А как ты достанешь эти деньги? — спросил он.

Глория еще сама не знала.

— Не представляю. Но ты не беспокойся. Через несколько часов они будут в наших руках.

Энрике с сомнением посматривал на «нее.

— Я думаю, ты не сделаешь никакой глупости. Имей в виду, Хайме разозлится в первую очередь.

— Он никогда об этом не узнает. Я ни за что не скажу ему, что это я достала деньги.

Энрике колебался.

— Ладно... Ты сама знаешь, что делаешь.

Официант подошел со счетом. Энрике поспешно расплатился.

— Сдачу оставьте себе,— сказал он.

Официант поклонился. Глория и Энрике вышли на улицу.

Промозглый день глодал фасады домов. Ветер сметал с крыш обрывки туч. С минуту они молча постояли на углу.