Джей Макинерни - Яркие огни, большой город

На комплименты она больше не напрашивается. Просто изучает меню и улыбается.

Ты говоришь ей, что Тэд, в сущности, хороший парень. Тебе нравятся его энергия и образ жизни — joie de vivre, je ne sais quoi, savoir-faire, sprez-zatura 50 50 Жизнерадостность, что еще сказать, не знаю, сноровка (франц.) . Ты почти искренен. За такую сестру, как Викки, ты готов простить ему некоторую безалаберность. Ты, конечно, не назовешь его близким другом, но на вечеринке без него не обойтись. Рассказываешь, как он поддержал тебя, когда тебе было тяжело. Ему, быть может, не хватает чуткости, но он человек по-своему благородный, хотя, правда, легкомысленный.

— А вы хорошо понимаете друг друга? — спрашиваешь ты.

— Я думаю, он дурак,— говорит она.

— Верно.— Все, что она говорит, верно. Она взяла тебя голыми руками. Тебе очень нравится, как она подносит к губам стакан с водой, нравятся раскованные движения ее рук. Тебе кажется, что ты уставился на нее уж слишком бесцеремонно, впрочем, похоже, она ничего не имеет против такой бесцеремонности.

— А где ты работаешь? — спрашивает она.— Наверное, в какой-нибудь солидной фирме?

— Что ты. Честно говоря, мне там не нравится. Наверное, я им тоже не очень подхожу.

— Другие, я знаю, за такое место готовы на все.

Тебе бы не очень хотелось хвастаться работой, которую ты со дня на день можешь потерять. Жаль, что раньше и ты, и другие считали ее чем-то особенным. Тебя коробит при мысли о том, как ты пускал пыль в глаза, расписывая свои журналистские похождения. Ты рассказываешь ей про нудную процедуру проверки фактов, про долгие часы, проведенные над словарями, телефонными справочниками, энциклопедиями, правительственными брошюрами. Признаешься, как тебе устроили выволочку за то, что ты стал делать стилистические поправки.

— Как интересно,— говорит Викки.— Мы с тобой знакомы не больше двух часов, но я уже понимаю, что эта работа не для тебя.

— Это точно, не для меня.

Вы стоите на углу Четвертой западной улицы и Седьмой авеню, делаете вид, будто ожидаете такси, чтобы отвезти Викки на квартиру Тэда. Пустые машины катятся мимо, а вы с Викки все говорите и никак не можете наговориться. Вы говорите про работу, про деньги, про Кейп-Код и про то, что на завтрак надо есть овсянку; вы обсудили даже проблему Духа и Тела. Ты уже записал ее адрес и номер телефона в Принстоне. Когда вы шли из ресторана, она взяла тебя за руку, и ты продолжаешь держать ее ладонь в своей. Видишь, как проходящие мужчины — по крайней мере те, что не гомики,— посматривают на тебя с завистью. Ради нее ты готов совершать безумства: можешь снять фуражку с головы полицейского или сорвать браслет с одного из подвыпивших кабальеро на Кристофер-стрит. Или даже забраться на фонарный столб и размахивать с самой верхушки ее косынкой.

— Теперь мне и вправду надо идти,— говорит она.

— Как жаль.

— Мне тоже.— Она придвигается ближе и целует тебя. Ты отвечаешь ей тем же, ваш поцелуй затягивается. Тебя охватывает желание. Ты думаешь, не позвать ли ее к себе домой, но потом решаешь, что не надо. Лучше сохранить этот превосходный вечер в чистоте, чтобы, вернувшись к себе, вспоминать на сон грядущий все его великолепные подробности и предвкушать, как завтра утром ты ей позвонишь. И пусть Клара Тиллингаст катится к чертовой матери, сегодня вечером ты счастлив.

За завтраком, состоящим из кофе и яиц, читаешь «Таймс» и «Пост» (включая страницу спортивных новостей). Коматозная мама, похоже, протянет недолго. Бостон выиграл на баскетбольном поле, на бейсбольном — проиграл. Официантка уже не меньше шести раз подливала тебе кофе, а на часах всего лишь восемь тридцать. Ты проснулся в шесть тридцать, с ясной головой, словно всю жизнь вставал в такую рань. Отчасти это объясняется приятным волнением после вчерашнего вечера с Викки, отчасти страхом от предстоящего разговора с Кларой. Проснувшись, ты сразу же позвонил Викки. Она сказала, что Тэд так и не пришел домой и что спала она замечательно, но прежде пришлось убедить привратника в том, что она находится тут на законном основании. Тебе хочется позвонить ей снова и рассказать в подробностях, как ты завтракал.

В девять тридцать ты в редакции. Мег уже здесь. Увидев тебя, она явно пришла в замешательство. Ты можешь только догадываться, что случилось вчера после возвращения Клары. Теперь уже всех оповестили о твоей профессиональной непригодности. Ты даже не спрашиваешь, в чем дело.