Сергей Морозов - Великий полдень

Под стенами Москвы, между тем, волновались многочисленные сторонники России. Возможно, среди них было не так уж много слишком уж убежденных. Кое кого навербовали в качестве мирных ополченцев, другие, в основном зеваки, просто не успели выбраться из зоны конфликта еще с тех пор, как Москву стали обкладывать вооруженные формирования и войска начали выставлять проволочные заграждения.

Несколько дней разношерстная толпа провела под стенами Москвы, оглушаемая приближающейся канонадой и ночуя кое как, главным образом, на Треугольной площади перед центральным терминалом и под деревьями в парках. Эти несколько дней взвинтили толпу до предела. Людей, конечно, немножко подкармливали, спуская в отворяемые окна над входом в терминал ящики с армейскими сухими пайками. Затем Бог знает для чего они принялись вооружаться всем, что только могли отыскать — арматурой, прутьями, выдранными из ограды, булыжниками и палками. В конце концов люди облепили замкнутые двери центрального терминала, требуя, чтобы их, наконец, пустили внутрь.

Эта толпа, пожалуй, страшила сидельцев, запершихся в Москве, не меньше канонады. И было бы, понятное дело, куда как спокойнее, если бы железный маршал Сева со своими румяными молодцами был поближе. Вот уже несколько раз связисты пытались созвониться с его штабом, расположившимся где то в районе Арбата, но безуспешно. Когда кое кто из соратников Феди Голенищева уже был готов открыто запаниковать (разрабатывались даже пожарные планы прорыва блокады собственными силами), вокруг Москвы вдруг установилась абсолютная — просто таки мертвая — тишина. Смолкла канонада, не раздавалось ни одного выстрела или скрежета гусениц по мостовым. В этой свалившейся на столицу тишине раздавалось лишь хлопанье птичьих крыльев. Ошалевшие вороны плотными стаями и без единого крика перелетали сквозь стелющиеся над Городом дымы с одного места на другое.

В первый момент «сидельцы» вздохнули с облегчением. Стали говорить, что все кончено, и наступил долгожданный мир. Сообщалось даже об аресте бунтующих членов старого правительства в полном составе. Якобы их уже переправляли из Кремля в Лефортово…

В день затишья я, как обычно, отправился бродить по пустой Москве. За последнюю неделю я успел обойти практически весь мегаполис. Мне осталось заглянуть в Центральный сектор, где на одном из последних этажей располагались апартаменты Альги. Должен признаться, до сих пор я откладывал посещение апартаментов не только от смущения (в конце концов, мне было точно известно, что Альга, вместе со всеми нашими, благополучно перебралась в Деревню: об этом сообщил дядя Володя), — я откладывал эту своеобразную экскурсию, приберегая ее как бы на десерт. Должен также признаться, что с каждым днем впечатление от прошлого посещения ее апартаментов не только не затушевалось, но, наоборот, вспоминалось с поразительной ясностью и даже снилось во сне. Может быть, я боялся, что, побывав там еще раз, испорчу то волшебное впечатление.

И вот я вышел из лифта и, миновав небольшой холл, оказался там, где еще недавно журчали фонтаны, пели птицы и завораживали, гипнотизировали своими диковинными орнаментами восточные ковры. О, ужас! Ничего этого там уже не было. Еще при входе меня насторожил подозрительный запах свежей шпаклевки и краски. По инерции я прошел сквозь несколько совершенно голых комнат, стены и потолки которых были свеже выкрашены какой то уныло — серенькой краской. Там были убраны все перегородки, создававшие такое необычайное, многомерное ощущение пространства. Я пытался сориентироваться здесь и — не мог. Мне показалось, что, несмотря на голые стены и снесенные перегородки, само пространство как то усохло и уменьшилось в объеме. Окна казались маленькими, потолки низкими, а двери узкими. По углам стояли бумажные мешки, набитые кусками старой штукатурки и прочим строительным мусором.

Я заслышал впереди чьи то грубые голоса и шум и поспешно шагнул в том направлении, где по моим расчетам должна была находиться жемчужина всех апартаментов — удивительная ванная комната с каскадом водопадов, дикой растительностью, феерическим освещением и редкостным мрамором. И что же?.. Там, где должна была быть дверь в райские кущи, обнаружилась сплошная стена. Трое рабочих в голубых измазанных краской комбинезонах и форменных кепочках козырьками назад перекуривали, сидя на перевернутых контейнерах из под шпаклевки. Кажется, они обсуждали положение вокруг Москвы. Общее мнение, похоже, сводилось к следующему. Политики, мол, дерутся за власть, а наш Папа смотрит на них и смеется. Он, мол, в любой момент хоть кому бошки поотворачивает. Хоть генералиссимусу недоделанному, хоть народному любимцу правителю. Хоть всей ихней говенной банде. Если того пожелает, так Папа и сам будет править — вроде императора. Другое дело, им, работягам, сидеть здесь в этот самый паскудный кризис, париться за те же деньги, когда, как говорится, руки в масле, а все остальное в мыле…