Сергей Морозов - Великий полдень

Хронику событий телевидение передавало строго регулярно в специальных выпусках новостей. Автоматические телекамеры были установлены по всей столице, и на страну велась круглосуточная прямая трансляция. Разрозненные воинские формирования еще кое как могли ориентироваться по телесообщениям и комментариям знаменитого телеведущего. К сожалению, с каждым часом количество действующих телекамер убывало, а выездные бригады часто не могли пробиться к месту событий. Это, конечно, усиливало неразбериху.

В этом смысле те, кто остался в Москве, получили несомненное преимущество. Два раза в сутки дирижабль, приготовленный для праздника, ненадолго поднимался над Москвой. Всякий раз я спешил к его подъему, чтобы собственными глазами поглядеть на происходящее сражение. Даже при моей некомпетентности в военном деле, я прекрасно понимал, что битва совершается не только вне какой бы то ни было военной логики и искусства, но и вообще вне всякого смысла. Вместе с тем информационная служба уверяла, что все происходит в соответствии с заранее проработанными сценариями развития событий.

Заседания в мятежной России возобновились в экстренном режиме. Первым делом на них рассматривались оперативные доклады полугенералиссимуса Севы. Не доверяя даже системам связи, он с безукоризненной военной точностью и во избежание недоразумений присылал подробные отчеты относительно текущей ситуации с личными курьерами. Он докладывал о том, что эта самая ситуация, хотя и усугубившаяся уличными боями, все же целиком и полностью находится под нашим контролем, а вверенные ему части абсолютно лояльны законно избранной власти и непоколебимо стоят на своих постах. Нет, Сева Нестеров нисколько не скрывал того, что с определенного момента Москва находится под непосредственной угрозой. Он от всей души рекомендовал Феде Голенищеву, пока это еще возможно, эвакуироваться со всей Россией в пригород, в Деревню, по крайней мере на тот период, пока в непосредственной близости от Москвы не будет наведен соответствующий порядок. Но Федя и его соратники по прежнему были полны решимости отсидеться в Москве. Впрочем, что касается соратников, то последние уж не раз намекали Феде, что контроль контролем, а нелишне было бы переместить все верные войска в Москву. Федя высмеивал маловерных, и маловерные снова обретали веру.

Однако в один прекрасный день было сообщено, что последний, до сих пор функционировавший между Москвой и Городом туннель будет заблокирован. Был назначен и крайний срок для выезда — утро следующего дня.

Последняя партия желающих эвакуироваться подальше от греха исчезла в недрах спасительного туннеля рано по утру. Федя лично провожал автобусы отъезжавших и, в общем то, даже не клеймил их позором. Им и без того было стыдно или, во всяком случае, неловко. Им также было ясно, что наиболее хлебные и ответственные посты после окончания конфликта, скорее всего, достанутся «сидельцам», — тем, кто остался при Феде, и что, вообще, это «сидение» в итоге возможно будет названо историческим и патриотическим.

Последовавшее затем очередное заседание России выглядело до того куцо, что даже резало глаз. Мне показалось, что оставшиеся в Москве взирают друг на друга с некоторым недоумением. Снова был поднят вопрос о целесообразности перемещения дополнительных воинских сил в Москву. Канонада и грохот крупнокалиберных пулеметов были слышны уже в самых глубоких подземных бункерах Шатрового Дворца. На этот раз, ради вящего спокойствия соратников, в узком кругу помощников Федя все таки подписал распоряжение, в котором Севе Нестерову предписывалось лично прибыть в Москву с двумя батальонами. Чтобы не посеять панику среди «сидельцев», для вызова упомянутых батальонов была подобрана приличная мотивировка: якобы для репетиции военного парада, который должен состояться в честь грядущего официального введения в должность правителя и приведения к присяге вновь сформированного кабинета.

Далее произошло нечто странное. Распоряжение было, как и полагается, направлено Севе Нестерову по спецсвязи и со специальным курьером, однако ответа от маршала не последовало ни в этот день, ни на следующий. Вместо ответа и ожидавшегося сообщения о том, что он сам и вверенные ему батальоны немедленно направляются в Москву, Сева Нестеров лишь рапортовал с дежурной сухостью о том, что ситуация под контролем и его румяные молодцы стоят непоколебимо.

Среди сидельцев возникло легкое беспокойство, которое очень скоро переросло в леденящую тревогу.