Сергей Морозов - Великий полдень

Время шло, и Папа уже обращался с ней, как с равной, ввел в свой круг, а она с каждой встречей становилась все недоступнее. Он интуитивно чувствовал ее тайную страсть к Москве и преклонение перед тем, кто ее, так сказать, сотворил. Ему не нужно было притворяться. Он и так ощущал себя творцом и полновластным хозяином Москвы. Никаких комплексов и сомнений. Ему, наверное, и в голову не могло прийти, что у нее на этот счет может быть иной взгляд. Между тем она уже была в курсе — немножко знала обо мне, видела меня сначала издалека, а затем получила возможность познакомиться поближе.

Она обратила внимание на странное поведение Папы, который как будто колебался и не мог окончательно решить для себя, как ее, Альгу, использовать. Особенно удивляло, как быстро Папа ввел ее в свое ближайшее окружение, устроил так, чтобы она как бы случайно познакомилась с Майей, и вскоре стал обращаться с ней, как с членом семьи…

Итак, у нее было нормальное прошлое, обычные родители. Теперь я знал это. Ничего сверхъестественного и таинственного. Кстати, ни минуты не сомневался, что и Толя Головин прекрасно об этом осведомлен. Все были осведомлены. Не говоря уж о Папе с Мамой. А может быть, тут была какая то своя игра…

Мы с ней действительно беседовали будто старые, настоящие друзья. Без малейшей скованности или неловкости, не выбирая слов и выражений — как Бог на душу положит.

Глядя прямо в ее изумрудные глаза, я рассказывал о том, что иногда пытался представить себе, как должна выглядеть любовь человека, вроде нашего Папы, как на Новый год меня поразила мысль, что он ее любит и что, может быть, и она тоже… не равнодушна к нему. В общем, что у них страстные, но этакие своеобразные и сложные отношения. По крайней мере, она определенно имела на Папу влияние.

Я заговорил об этом неспроста. Если бы я увидел в ее глазах хотя бы намек на то, в моих словах была правда, — если бы она хотя бы в шутку подтвердила мое предположение, я, возможно, удержался бы от искушения продолжать нашу беседу. Но Альга решительно возразила. Что касается чувств самого Папы, то не ей об этом судить. Иногда ей кажется, что он должен ее ненавидеть. Ведь с самого первого его «подхода» она заявила ему напрямик, что не собирается с ним спать. Конечно, мужчины (а тем более Папа!) обычно не воспринимают всерьез подобных заявлений и не оставляют своих домогательств. Раз от раза Папа убеждался, что она куда более недоступна, чем могло показаться вначале. Никаким растягиванием удовольствия или желанием прочувствовать момент тут и не пахло. Но он держал себя в руках, хотя раз от раза свирепое бешенство все явственнее просвечивало в его нарочито джентльменском тоне. Она, как могла, чистосердечно старалась ему помочь. Что — то дать взамен. А что могла предложить девушка, мужчине, которого не любила и с которым не собиралась ложиться в постель? Только помощь, понимание и дружбу. Но Папа и сам всячески демонстрировал, что они успели сделаться друзьями. Иногда ей становилось ужасно жаль его. Он уверял, что всецело ей доверяет и, похоже, уже и сам не различал, когда действительно был с ней искренен, а когда играл в искренность. Возможно, он немножко запутался. Да, однажды он признался ей в любви, а она сказала, что не любит его. И она не может без дрожи и без отвращения вспоминать этот случай. В следующую же ночь после покушения, когда девушка неотлучно находилось при нем (он смиренно умолял ее об этом), Папа все — таки взбесился. Перед этим он тихо и печально лежал у себя в офисе на кожаном диване, пил коньяк и со всей серьезностью объяснял ей, кого в его лице хотели уничтожить враги. Они хотели убить Мессию. Они хотели убить того, кто был призван и способен спасти Родину на краю бездны. То есть его, Папу, да. Он грозился вывести всех на чистую воду. К слову сказать, он и Толя Головин уже разработали целую систему соответствующих мероприятий. В частности, они устроят так, что каждый из приближенных к нему тем или иным образом получит предложение устранить, убить его, Папу, а они проследят за первой реакцией испытуемых. Вот тогда все и выясниться…

— Ничего удивительного, что у него такое количество врагов, — пожал я плечами. — Теперь он ищет их вокруг себя. Еще покойный доктор намекал, что есть люди, которые опасаются за его психическое состояние и, в связи с этим, за свое собственное будущее.

— Я тоже успела наслушаться всякого, — кивнула Альга. — Причем никогда не знаешь, сплетничает человек по своей собственной инициативе или по поручению самого Папы. Сплошной туман. Все преподносится как бы в шутку, как бы между прочим…