Сергей Морозов - Великий полдень

Да, мы курили кальян и, судя по всему, просто дружески беседовали. Улыбались друг другу с хмельным блаженством. И в то же время я чувствовал, что мы превратились в два ленивых облака, которые медленно медленно, почти неуловимо — так медленно, как течет густой мед, как растут, сплетаясь, ветви деревьев или виноградные лозы, — мы начали сближаться. Мы двигались навстречу друг другу.

— Ах, как же у тебя славно! — шепнул я.

Честно говоря, мне хотелось протереть глаза. Можно было принять все это за сон, но для сна это было чересчур осязаемо.

— Я очень рада, что тебе здесь нравится, — улыбнулась Альга.

Нет, здесь было не просто «славно»… Однажды зимой в гостях у Майи (я прекрасно это помнил!) я позволил себе неумеренно увлечься и, одержимый вдохновением, расписал Майе, как, по моему мнению, в духе восточных сказок Шахрезады должно выглядеть идеальное уединенное гнездышко для парочки влюбленных. Наш тогдашний разговор проходил с глазу на глаз. И вот теперь я увидел, что апартаменты совсем другой девушки, ее подруги, представляют из себя поразительно точную копию описанного мной гнездышка.

Это было восхитительно!.. Конечно, и вся Москва в своем нынешнем виде была ни чем иным, как одной чудесно материализовавшейся мечтой. Теперь я обнаружил, что внутри Москвы существует волшебный уголок — точь в точь слепок мимолетного состояния моей души. На этот раз он материализовался каким то непостижимым образом — вообще без моего участия, я даже пальцем для этого не пошевелил. Он был угадан и любовно воссоздан во всех мельчайших деталях… И кем?.. Этой странной девушкой, подругой Майи и Папиной фавориткой, которая теперь полулежала возле меня среди разбросанных на ковре шелковых подушек!

Но я был удивлен еще больше, когда, девушка призналась, что отделка и оформление апартаментов выбраны ею отнюдь не случайно. Конечно, не случайно. И в этом, собственно, не было никакой загадки. Все объяснялось довольно просто. Однако именно это простое объяснение впечатлило меня еще больше. Майя передала Альге, как близкой подруге, весь тот наш разговор, а также мои обломовские мечты относительно «гнездышка». И она, Альга, сразу решила про себя, что должна устроить здесь все в точности по моей мимолетной фантазии. Теперь я, кажется, мог и не спрашивать, почему и для чего ей это понадобилось… Не без некоторого смущения, девушка призналась, что для нее этот маленький «личный проект», хоть и не грандиозного размаха Москвы, тем не менее стал предметом ее тайной гордости, собственной идеей фикс. Она специально изучила концепцию архитектурных стилей Москвы, рылась в черновых набросках к моему проекту. Может быть, тут сказалось ее увлечение архитектурой. «Я просто влюбилась в этот проект», — призналась она. И даже не скрывала, что главная прелесть заключалась для нее именно в том, чтобы устроить мне сюрприз, поразить меня. Что ж, это ей отлично удалось…

Я даже не заметил, когда погрузился в тягучее, медленное наслаждение. Достаточно было одной этой близости. Не нужно было касаться девушки. Кстати, я вовсе не был так пьян, чтобы не контролировать себя. Напротив, я ощущал необычайные просветление духа и ясность мысли, на фоне которых чувственное возбуждение и нарастающее желание казались прекрасными событиями, участником которых мне вдруг посчастливилось стать. Конечно, повлияло (да еще как повлияло!) и то, что последние несколько недель я воздерживался и, стало быть, накапливал пресловутые гормоны. В этом я отлично отдавал себе отчет. Но в данный момент сколько-нибудь физиологическая трактовка причин происходящего со мной не имела никакого отношения к тайне прозрачной и свободной прелести нашего уединения. Это не имело ничего общего с теми рефлексами, которые вгоняли меня в краску в ложе у Мамы.

Странно, мы разговаривали о довольно отвлеченных вещах, но, глядя на Альгу, я не мог не помнить всего того, что насплетничали мне о ней со всех сторон за последнее время. Я смотрел на нее и не верил ни одной сплетне, ни одному слову. И в то же время чувствовал, что меня, словно горячей волной, обдает желанием, искушением. Если рассуждать здраво, то я почти ничего о ней не знал. Но мне казалось, что она действительно была девушкой «без прошлого». Вот она, вся передо мной, и вопрос «кто она?» меня не беспокоил. Я, пожалуй, не стал бы ее вообще ни о чем расспрашивать…

Впрочем, она сама чувствовала необходимость рассказать мне о себе. И то, что я узнал о ней от нее самой, не вызывало у меня тени сомнения. Естественность, ясность, простота ее рассказа словно опережали его содержание. Я и раньше думал о ней в каком то таком роде, сам предполагал нечто подобное.