Владимир Митыпов - Геологическая поэма

— Где спускаться? — машинально переспросил Валентин. — А это безразлично. Лишь бы в сторону табора. — И, помолчав, спросил: — Слушай, у тебя глаза не болят?

Она покосилась на него и, чуть помедлив, поинтересовалась:

— У меня? С чего ты взял?

— Да так… — уклонился Валентин.

— Нет, не болят! — холодно бросила она и отвернулась.

«Опять не угодил…» — мысленно вздохнул Валентин. Он виновато помешкал, с преувеличенным тщаньем поправляя лямки рюкзака, затем против воли искательно взглянул на Асю — может, пойдем, мол, — и двинулся к загодя намеченному месту спуска.

Горный массив, на который занесло их сегодняшним маршрутом, стоял несколько особняком среди других горных сооружений района. Он выделялся не столько высотой, как причудливой конфигурацией, изрезанностью и крутизной склонов. По всему периметру в него вгрызались ледниковые цирки, разделенные скалистыми перемычками и отрогами, отчего на планшете массив выглядел коричневой кляксой с растопыренными во все стороны отростками. Каракатица — так окрестил его Василий Павлович. Сходно выразился и Роман: «Точняк амеба какая-то!» Однако безвестные парни, которые десятилетия три назад проводили здесь топографическую съемку, возможно, увидели в нем образ многолучевой звезды, ибо надпись на карте гласила: горный массив Аэлита. И Валентину вдруг пришло в голову, что в одном этом названии запечатлена целая эпоха: делает свои первые маршруты та молоденькая девушка, которой суждено стать его матерью… все еще остается литературной новинкой знаменитый фантастический роман Алексея Толстого… кажется, только вчера еще был жив Циолковский… челюскинцы, папанинцы… и дерзкий клич: «Комсомол, на самолет!»… Да, те топографы были людьми окрыленной души…

Место, выбранное Валентином для спуска, представляло собой довольно узкую и крутую щель в склоне одного из отрогов массива. Альпинист назвал бы ее кулуаром, однако в Сибири все подобное обобщенно именуется распадками. Отсюда до табора километров пять по прямой — вниз, затем пересечь загроможденную россыпями долинку, подняться на хребет, пройти по его гребню, а дальше — небольшое плато, с которого можно спуститься прямо к лагерю. Кроме того, именно с этой точки открывался наилучший вид на пик Ай-Ультан — господствующую вершину района работ. Ася уже давно хотела сфотографировать его под максимально эффектным ракурсом. И вот теперь ее желание сбылось.

Пока она, восторженно ахая, изводила пленку, Валентин стоял, не мудрствуя лукаво отдавшись чувству прекрасного. А оно было действительно прекрасно, это творение природы, — почти правильная пирамида, массивная и в то же время удивительно легкая, соразмерная во всех частях, с изящными изломами чеканных контуров. Узкий треугольник его западной грани был красноватым в свете клонящегося к закату солнца, все остальное — сизое, почти голубое; неровное от осыпей подножье вечерними лучами пятнисто позолочено по синему. «Ай-Ультан. Красивое название. Вероятно, эвенкийское, — думал Валентин. — Черт, до сих пор не удосужился узнать, что оно означает…» Ему вдруг вспомнилась показанная в его студенческие годы в Иркутске выставка картин Рокуэлла Кента. Титанические льды Гренландии, горы и леса субарктической Америки, иллюстрации к «Моби Дику»… И помнится, была среди них картина «Гора Ассинибойн» — вот такое же надмирное геометрическое тело, в неподкупном совершенстве которого чудится взыскующий вопрос небес о прожитом и содеянном…

Ничего не скажешь, он был великолепен, пик Ай-Ультан. Валентин почти с сожалением оторвал от него взор, чтобы начать осматривать распадок, по которому предстояло спускаться. И сразу подумал, что конечно же никакой это не распадок, — подобная штука в альпинизме именуется кулуаром. Альпинисты правы. В сущности, это и был коридор, извилистый, с отвесными стенами. Дно крутое, щебнистое, а местами его и вовсе нет — вместо него скосы и острые углы выпирающих глыбин. Так тянется метров двадцать, а дальше — явный уступ, поскольку дно разом исчезает и появляется снова уже далеко внизу, где-то возле самого подножья. Валентину множество раз доводилось пробираться через места куда похуже этого, однако сейчас его вдруг охватило какое-то сомнение. Смутно припомнилось — читал где-то, когда-то, — что в альпинизме вроде бы есть правило, не рекомендующее соваться в кулуар, если он четко не просматривается до самого низа. Но во-первых, помнилось ему это именно смутно. Во-вторых же, что здесь, в самом-то деле, — столь излюбленный Романом Памир, что ли? И вообще, говоря по совести, если следовать скрупулезно всем этим правилам и запретам, много ли наработаешь? Альпинистам, тем хорошо — производственный план на них не давит!..