Владимир Митыпов - Геологическая поэма

Но маршрутной напарницей Ася оказалась отменной. Немногословная, сметливая, она без видимых усилий держала жесткий темп, задаваемый Валентином. А ведь даже привычное к физическому труду, к тайге абчадское юношество — из тех, что имело паспорта и могло во время школьных каникул работать в экспедиции, — выдыхалось, идя с Валентином, особенно в первые дни, в начале сезона.

Что же до самой Аси, то Валентин немало ее разочаровал. Поначалу вызвавший симпатии, на деле он обернулся сущим сухарем, этаким человеком-параграфом. Едва выступив с табора, становился замкнутым, хмурым, в движениях появлялось нечто механическое, и окружающее пространство как бы пронизывалось молчаливо-взыскующей требовательностью; это было подобно полю, возникающему вокруг работающего генератора, когда наэлектризованность воздуха такова, что волосы на голове начинают шевелиться и потрескивать. В маршрутах с ним она чувствовала себя неуютно — против воли, ее постоянно угнетало опасение шагнуть не так, сделать не то.

Напротив, Субботин, который при первой встрече нагнал на Асю нешуточную робость, оказался отличнейшим дядькой. Почти возле каждого обнажения он располагался с таким видом, словно собирался попить чайку и вздремнуть минут шестьсот. Не торопясь закуривал свой неизменный «Беломор». Из полевой сумки доставал карту, дневник, карандаши, извлекал из карманов набор луп различной кратности, складной охотничий нож, рулончик лейкопластыря — на этикетки для образцов. Поручив Асе работу с компасом, обстоятельно простукивал породы. Затем садился, разложив возле себя отбитые образцы, прищуривался с хитрецой и начинал размышлять вслух («Ладно, что мы тут увидели? Кажись, то-то и то-то, верно? Стало быть…» — и так далее). Попутно вспоминал пару курьезных случаев из истории исследования района, начиная чуть ли не со времен Обручева и князя-анархиста Кропоткина. Причем все это с неуклюжим, но обаятельным юмором. Разумеется, маршруты себе он выбирал по силам, средней протяженности, но проходил их с солидной добротностью — это было ясно даже Асе с ее тремя курсами геофака. В каждом ударе его молотка чувствовался хозяин, человек надежный, несуетный. С ним было просто и легко, как с родным отцом.

Неприязненно поглядывая на долговязого Валентина, шагавшего впереди, словно заведенный, она упустила момент, когда в просвете деревьев вспыхнул проблеск освещенного солнцем водного зеркала. Однако в следующий момент тайга раздвинулась, остался позади цепкий подлесок, и на удивление круглое озерцо открылось во всем своем приветливо-нежданном очаровании. Хмуроватые серо-ствольные лиственницы обступали его сомкнутой толпой, но держались в некотором отдалении, словно холостяк, с опаской сторонящийся игривого младенца. Неширокая лента белесого песка отделяла зелень травянистого берега от блещущей, искрящейся воды.

— Ой! — Ася замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась.

Валентин тем временем прошагал почти до кромки песчаной полосы, сбросил рюкзак, из карманов и из-за пазухи выгрузил образцы, взятые по пути от последней точки наблюдения. После этого уселся на траву и раскрыл полевую сумку. Когда подошла студентка, он, склоненный над дневником, чуть кивнул, промычав при этом что-то весьма невнятное. Карандаш в его руке с небрежным изяществом скользил по бумаге. Рисунок, схематически набросанный давеча на левой половине разворота, наполнялся содержанием, глубиной. Разновидности пород, их взаимоотношения, условия залегания, детали ландшафта — все это воспроизводилось Валентином с фотографической точностью. Добавив к зарисовке краткие пояснения, цифры и условные знаки, он перебрался на отведенную для описаний правую половину дневника, или «пикетажки». Тут карандаш понесся лихорадочными рывками — то вдруг замирая, то срываясь в стремительный бег.

«Не получилось подарка для Василий Палыча. Жаль… А хотелось порадовать старика… Но надежда есть: разрывные нарушения — если они на границах формаций — смазывают истинную картину. Надо бы пройти здесь несколько горных выработок — канавы, расчистки… тогда, возможно, вскроется изначальная ситуация. Да, надежда есть… есть… И все же Василий Павлович не за то взялся. Не ту березу рубит… Постой, чье это выражение?.. К нашим рудным телам это никаким боком… И обилие кварцевых жил — вот что здесь примечательно. Отметить. Более того — подчеркнуть, выделить!.. А то я с этими рудами перестаю замечать остальное. Вроде Лиханова с его золотом. Зациклился, как говорил Роман… Тьфу, опять Роман! И то выражение, кстати, тоже его. Вот же въелся в память… К черту, к черту этого Романа!..»