Владимир Митыпов - Геологическая поэма

Поклажа у него была нетяжела — спальный мешок, кое-какие личные вещички, молоток, компас да наган. Поэтому вверх по ущелью Кичер-Маскита он двигался с быстротой и легкостью сохатого. Вполне возможно, что он установил некий личный рекорд, пройдя за один день весь Кичер-Маскит от самого устья до вот этого безымянного озера в его верховьях. И если оно было так, то рекорд получался с горьким привкусом — Валентина безостановочно гнала вперед острейшая досада, пожалуй, даже злость на Романа.

Вот так было дело…

«Да пропади он пропадом, этот Роман! — внезапно ожесточился он. — Субботин давеча правильно сказал: с глаз долой — из сердца вон. Жили без Романа, будем и дальше жить без него!»

Остаток зари угас окончательно. Небо сделалось черным, глубоким, шрапнельно пробитым яркими и неяркими точками звезд. Взгляд сам отыскал Большую и Малую Медведицу, характерное «дубль-ве» Кассиопеи, чуть помешкав — Лебедя, и на этом астрономические познания Валентина оказались, увы, исчерпанными. Мысль, почему-то никогда до этого не возникавшая, внезапно уязвляюще полыхнула в мозгу: «Как же так?! Древние кочевники лучше ориентировались в созвездиях, чем я, инженер-геолог, человек уже начавшейся космической эры. Собственно, почему нам в университете не давали более или менее приличных основ астрономии? Учили рентгено-структурному анализу, спектральному анализу, а кому из нас они пригодились? Уверен, никому! А вот практическая астрономия…»

— Эй, Данилыч! — внезапно раздался сверху, как глас божий, зычный бас Субботина. — Ты где? С горя утопился, что ли?

— Здесь я, — помедлив, неохотно отозвался Валентин. — Отдохнуть человеку не дадут…

— Да ты уж не того ли… не спятил ли, а? Нашел место для отдыха! — скрипело начальство. — Иди, я твой спальный мешок расстелил. Ася тебе матрас надула. Во как ухаживаем за тобой. Цени, старший геолог!..

Припекать начало еще с утра, а к двум часам дня жара набрала полную силу.

Пробираясь сквозь душные заросли, где неподвижный воздух был обращен в жаркий, густой, отдающий горечью настой из десятков трав, кустарников, деревьев, Ася с тоской поглядывала на маячившие сквозь редкие прогалы лысые вершины водоразделов. Конечно, там тоже вовсю жарит солнце, но зато веет свежий ветерок, а если его вдруг и нет — все равно воздух чист и прохладен по причине одной лишь высоты и простора. Однако нет худа без добра: Ася вспомнила, как страдала от жажды во время предыдущих маршрутов по сухим каменистым склонам и водоразделам, а здесь, внизу, вода на каждом шагу. Можно попить ополоснуть лицо…

Валентин не сразу обратил внимание на то, сколь часто она, улегшись в удобном месте, припадает губами к ручью или пьет из сложенных ковшичком ладоней, а потом, явно блаженствуя, умывается грациозными кошачьими движениями. Заметив эти ее водные процедуры, он неодобрительно качнул головой, но промолчал.

Сегодня был их шестой совместный маршрут, и он, в отличие от предыдущих, пролегал понизу — вдоль залесенных подножий отрогов, где в устьях и по берегам ручьев, речек обнажались нижние горизонты одной весьма древней метаморфизованной толщи. За два минувших сезона полевых работ вроде бы удалось расшифровать ее довольно-таки заковыристую структуру, но нынче на Субботина накатило вдруг сомнение. А тут еще «фальшивомонетчик» Зайцев со своим поддельным трилобитом, и в результате начальник взъярился окончательно. В глубине души Валентин подозревал, что Василий Павлович дал себе клятву или лечь костьми, или раскрутить до конца проклятую метаморфику. Сам же он, Валентин, считал проблему сугубо второстепенной: ладно, допустим, удалось расчленить толщу на серии, выделить какие-то там свиты, подсвиты [55] Свита — совокупность минеральных отложений, образовавшихся в данном геологическом регионе в определенных физико-географических условиях и занимающих в нем определенное положение; подразделяется на подсвиты. — ну и что из того? «К тем рудам, на которые мы сейчас нацелены, все это не имеет никакого отношения, — накануне говорил он Субботину. — То есть не влияет ни на образование наших рудных тел, ни на пространственное их размещение». Василий Павлович взорвался, как вулкан Кракатау. В сердцах обозвал конъюнктурщиком и карьеристом, чем немало насмешил Валентина. «Нацелены, нацелены! Далось вам это ракетно-космическое сырье! — рычал он, рассерженно пошевеливая своими цыганскими бровями. — Я открою вам новость: кроме космоса существует еще земля-матушка!.. Что, к примеру, обычное железо стало вдруг ненужным? Слишком заурядное сырье? Заурядное — оно потому и заурядное, что без него и дня не проживешь!.. Тоже мне, космонавты доморощенные!» Как ни крути, но тут начальник был прав. Помимо же прочего, уж коль на то пошло, Василий Павлович достаточно терпимо относился к не столь уж невинным фантазиям и выходкам Валентина, так что, внезапно обретя собственную неординарную идею, он имел полное моральное право рассчитывать на понимание со стороны своего старшего геолога. И тот, естественно, не оказался свиньей: Валентин почти торжественно обещал ему помочь «раздраконить» хитрую метаморфическую толщу…