Владимир Митыпов - Геологическая поэма

Валентин, как всегда, шел размашисто и, на взгляд стороннего человека, с беспечной легкостью. Но беспечности не было, а вот легкость была — как следствие высокого профессионализма и твердой уверенности в себе. Прожекторно цепкий взгляд его непрерывно и подробно фиксировал ближние обнажения, скалистые борта долин, оценивал характер растительности, ощупывал детали рельефа, устремлялся внезапно вдаль, а через миг нацеливался на возникший под ногами одинокий валун. Меж тем в голове нескончаемо высвечивались и гасли вопросы, предположения, сомнения, выводы, отрицания и снова, снова вопросы.

Работая с компасом, маршрутным топопланшетом, геологическим молотком, он действовал с четкостью автоматического устройства. Хлесткие экономные удары в точно выбранном месте обнажения, взгляд на свежий скол, если надо — через лупу. Далее — компас: градусы падений и простираний обнаруженных геологических образований. Остро отточенный карандаш — точка на карте, условные знаки, цифры, краткая, но предельно информативная запись в полевом дневнике. И — опять вперед.

«Резкий поворот речного русла — о чем это говорит? Тектоника? Однако породы в бортах не нарушены. Унаследованность от древней речной сети? Посмотрим, посмотрим… А вот это уже явный разрыв. Сброс? Сдвиг?.. Ага, следы скольжения! Тогда уже проще… Отметить в карте… Кварцевая жила. Пустая, как бубен. Естественно — кварц-то молочный. Однако в таких вот жилах попадаются занорыши [56] Занорыши — пустоты в породах, нередко усаженные кристаллами с правильными гранями. с отменными кристаллами горного хрусталя… именуемые «хрустальными погребами»… хорошее название… А что там вверху на склоне? Постой, неужели несогласное залегание? Вот это был бы подарок для Василий Палыча!.. Эх, бинокль бы! Впрочем, все равно надо взбираться. Превышение метров триста… Отметить в планшете. Но сначала компас — азимут… угол по вертикали… Ясно. А по карте… так, вот наша горизонталь… вот горизонталь обнажения… Разница… да, триста двадцать метров… Теперь — вверх! Вперед и выше!..»

Под настроение Валентин бывал не прочь отпустить что-нибудь саркастическое по поводу «рутины площадного исхаживания». Иногда, чтоб пуще шокировать коллег, мог выдать такое: «Представьте, клоп ползет по телу человека — может он постичь его облик, форму, внутреннее строение? Вот так и мы со своим методом маршрутного исхаживания планеты Земля».

Но в действительности-то он любил маршруты. Любые. Изнурительные двухсоттысячного масштаба, прозванные «лошадиными», потому что они зачастую требовали пятнадцати и больше часов беспрерывного хода; маршрутчики, уйдя рано утром, возвращались в полночь, а то и позже. Пятидесятитысячные — не столь протяженные, но сил отнимающие ничуть не меньше. И даже поисковые десятитысячные, совсем, казалось бы, короткие (каких-то там пять километров от силы), однако скрупулезностью, чрезвычайной детальностью своей державшие в постоянном напряжении и оттого выматывающие до крайности. Но кто сказал, что уставать — это плохо? Честная трудовая усталость для здорового человека — одно из необходимых условий нормального существования.

Если бы у Валентина спросили, не надоедает ли ему большую часть года проводить в своего рода скитаниях по горам, по тайге, он, пожалуй, ответил бы не сразу. И необязательно убедительно. Возможно, совсем неубедительно. Но для себя, в глубине души, он знал одно, и знал абсолютно железно: идеальное сочетание движения тела и движения мысли — вот что такое геологический маршрут. И он, маршрут, с первого метра до последнего был, есть и остается исследовательской работой. Тут нет места посторонним мыслям, праздным мечтам и переживаниям.

Такой вот настрой ума да еще, наверно, неосознанный эгоизм молодости, когда смерть — и твоя, и твоих близких — далека и маловероятна, были причиной того, что в маршрутах Валентину почти удавалось отключаться от мыслей об отце. Лишь в немногие свободные часы он вспоминал об их свидании в больнице, но возникающая при этом тревога не бывала долгой. Да, жизнь и вправду пока еще не била его пыльным мешком по голове…

Сегодняшний маршрут не баловал разнообразием и сложностью горных пород, интересными минералами. Структурные элементы тоже не отличались особой замысловатостью. Все эти трещины, складки, охряно-рыжие зоны дробления со смещением блоков и без смещений по простоте и наглядности своей являли как бы пример из классического учебника общей геологии. За все их совместные с Асей маршруты им ни разу не попадалось даже дохленького намека на шарьяж. Что, разумеется, никак не могло вдохновлять. И вообще, площадь работ нынешнего сезона представлялась Валентину на редкость скучной — не то что в предыдущие годы. Возможно, поэтому он не предпринял ни малейшей попытки сделать Асю «шантажисткой», как изволило пошутить начальство. Во-вторых же, еще во время наблюдения с воздуха шарьяжа при перелете из Абчады в Гирамдокан ему показалось, что студентка относится довольно-таки прохладно к своей будущей профессии. Что ж, это можно было как-то понять: геологическая семья — дочка почти автоматически следует примеру папы и мамы. Без всякого внутреннего желания, но и без сопротивления. Такое случается в жизни, тем паче если папа, — какая-то там фигура. Подумаешь, расколошматила молотком мамину брошь! А если б обкорнала ножницами ее лисий воротник — значит, в парикмахерши подаваться?.. В любом случае осуждать девушку было, право же, трудно.