Моника Фагерхольм - Американка

Но оттуда, из сада на Первом мысе, было видно и другое. Например, большой лес, который начинался за Первым мысом и в который незаметно переходил английский сад, немного вдаваясь в лес, в болота. Первое, Второе, Третье, Четвертое. Единственным озером, у которого было имя, было озеро Буле, где был общественный пляж — недолго, потом его перенесли на море, к западу от центра Поселка.

Дальше на север (вне зоны видимости, но было известно, что они там есть) — дальние озера, откуда появилась замерзшая и полуживая Дорис Флинкенберг; та, которую нашли в доме на Первом мысе завернутую в одеяло.

«…Но в саду было и другое место. Второй мыс со строительной выставкой, после нее прошел только год. Дома продали, но жизнь на мысе еще была совсем новой; Бенку был помешан на Втором мысе и тамошних домах, он все о них знал, и ему хотелось быть в курсе дел, участвовать во всем. Но Сольвейг и я, нам не было дела до Второго мыса, море еще туда-сюда, для плавания — в тот первый год нас больше всего огорчало то, что общественный пляж у залива на Втором мысе перенесли на озеро Буле, так как та территория теперь стала частным владением. Но наша досада быстро прошла. У озера Буле были свои привлекательные стороны. А когда появилась фрекен Эндрюс, стало еще интереснее.

Итак, это был вечер, некоторое время спустя после того, как мы повстречали фрекен Эндрюс в английском саду. Мы оглядывались по сторонам. И вдруг Сольвег крикнула:

— Посмотри! Это она! Фрекен Эндрюс!

Она указывала на Стеклянный дом прямо перед нами. Это был дом баронессы. И фрекен Эндрюс — она сама и была баронессой. Это она жила в Стеклянном доме, это было знаменательное открытие. Поначалу нас это очень взволновало.

Вот как это началось, немного раньше, так мы повстречали фрекен Эндрюс на берегу у озера Буле. Было раннее летнее утро, мы проснулись в пять часов, чтобы пойти поплавать. Мы мечтали стать чемпионами по плаванию, такой у нас был план. Не тайный план, но все же неофициальный, о котором нам не очень-то хотелось распространяться. К тому же это звучало так банально.

Чтобы стать чемпионами по плаванию, нужны были тренировки, тренировки и еще раз тренировки. И дисциплина. Надо было наплевать на все внешние обстоятельства: на погоду, на то, что вода холодная — в начале лета в озере Буле она была почти ледяная. Там было глубоко и были сильные течения. Но к холодной воде привыкаешь, и к течениям тоже. Мы ныряли вниз головой со скалы Лоре, сами научились, я и Сольвейг, хотя у Сольвейг получалось лучше. „Только мы вдвоем“, — говорила Сольвейг, она все время твердила это уже тогда.

Это случилось в разгар нашей утренней тренировки. Она вышла из кустов, с шумом и треском, словно зверь. Мы поначалу решили, что это лось или еще кто, но не успели как следует испугаться, а она уже стояла перед нами — сама не представилась, но спросила, почти строго, кто мы такие и что здесь делаем.

Она застала нас врасплох. Фрекен Эндрюс на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, и нам она показалась старой, и Сольвейг и мне. А еще — какой-то светлой. Светлые волосы, светлая кожа, худая и хрупкая, какими бывают некоторые ухоженные дамы, знаете. Она говорила быстро, нервно и не переводила дыхание между фразами. Порой на лице ее проступал пот, щеки и лоб горели, словно от возбуждения, как в игре — во взрослой игре.

Позже мы узнали, что у фрекен Эндрюс была и другая манера говорить. Не совсем иная, но у нее было много разных голосов — в зависимости от ситуации. Она могла быть совсем другой — в другом месте, куда нас не пускали. Но это мы поняли только позже. Место, где она была не такой, какой говорила, что хочет быть для нас. Нашей крестной.

Но тогда Сольвейг, у которой было обостренное чувство справедливости, впервые возмутилась по-настоящему.

— Насколько мне известно, в этой стране одни законы для всех.

— Вот как, значит, общественный пляж ЗДЕСЬ, — прощебетала беззаботно фрекен Эндрюс. — Значит, я пришла правильно.

Так это началось.

Наша крестная. Фрекен Эндрюс. Она сказала, что любит воду и игры на воде, но не умеет плавать. Не согласимся ли мы немного поучить ее? А в ответ она научит нас тому, что умеет, — много чему, например английскому языку. С оксфордским произношением к тому же.

— You must understand, girls, — сказала фрекен Эндрюс, стоя в купальном халате и удобных сандалиях на деревянной подошве, — that I am the only one here who speaks proper English.

О Господи, как это прозвучало в тишине у озера! Это прозвучало дико.

Мы, девчонки, уставились на нее и не знали, смеяться нам или отнестись к этому серьезно. С одной стороны, это было похоже на радостное лосиное ржание, с другой — фрекен Эндрюс держалась с нами искренне и сердечно. И явно желала нам добра.