Моника Фагерхольм - Американка

— Я не знаю, что случилось, — пролепетала Биргитта Блументаль. — Она просто упала в обморок. Может, она… отравилась алкоголем.

И она принялась каяться в том, чем они занимались наверху в гостиной, но взрослые не слушали ее. Родители сразу поняли, что не в бутылке дело. Это было что-то другое, возможно, намного серьезнее.

— У нее жар, — сказал папа Блументаль, детский врач. Он опустился на колени возле Сандры Вэрн. — Лихорадка. Возможно, это воспаление мозга.

И все же: Сандра подгадала-таки, чтобы оказаться в надежных руках.

Так тоже можно взглянуть на дело.

В отличие от Дорис. У Дорис не было страховки. Ей пришлось взглянуть в белые глаза смерти по-настоящему — совершенно беззащитная, одна-одинешенька.

Так тоже можно взглянуть на дело.

Сандра не знала, что произошло. Когда она пришла в себя, то лежала в своей кровати, а Аландец и двое неизвестных гномов женского рода, сильно накрашенных, с всклокоченными волосами и чрезвычайно гномоподобных, стояли возле кровати. Она было решила, что незнакомые женские лица рядом с Аландцем — продолжение галлюцинации, промежуточное состояние между бодрствованием, безумием и болезнью, но Аландца-то она узнала и поняла, что лежит в своей собственной постели. А в следующую секунду стало ясно, что все происходит наяву. Перед ней на самом деле стоял Аландец в колпаке гнома. Сандра ухитрилась грохнуться в обморок перед самым началом разудалых рождественских гуляний, которых так ждал Аландец, и женские лица принадлежали двум гномам или… теперь, когда детский врач Блументаль ушел, можно было назвать их… хмм.

Бледное лицо папы-аландца в окружении двух незнакомых женских лиц. Сандра слабо улыбнулась, потому что ситуация и впрямь была забавной и потому что ей хотелось заверить Аландца, что она все-таки жива. А потом она снова погрузилась в забытье. Температура поднялась до тридцати девяти градусов.

Модельер. Стоило подумать об этом, и она теряла голову.

Она взяла руку проститутки-гнома и сжала ее изо всех сил.

Был субботний вечер и вечеринка, как уже было сказано, почти началась, как вдруг раздался звонок в дверь — пронзительный зуммер (дверной звонок снова был установлен ПОСЛЕ смерти Дорис) — детский врач Блументаль перепугал до полусмерти впечатлительного и сознающего свою вину Аландца, ведь врач, появившись на фривольной вечеринке, устроенной взрослыми в отсутствие детей, способен смутить любого отца.

— У меня в машине ваша дочь, она без сознания. Ей нужна помощь.

Первая фраза детского врача Блументаля не очень-то исправила положение. Блументаль был известен своим особым весьма садистским чувством юмора. И любовью к театральным эффектам. Например, давным-давно, еще до отъезда Лорелей Линдберг, когда все было по-другому (и можно было позволить себе грубоватые шутки — впоследствии из сочувствия Аландцу, тянувшему воз в одиночку, ерничать так казалось неловко), он, встретив Лорелей Линдберг в продуктовом магазине, заявил ей, что ребенок, которому прооперировали заячью губу, не всегда способен вернуться к нормальной жизни. Физиологически, в принципе — да, сказал он, но не психически.

И вот детский врач Блументаль стоял на лестнице дома на болоте и долю секунды наслаждался эффектом, который произвели его слова, а затем, увидев, что они возымели действие, снова вошел в роль знающего свое дело врача.

— Возможно, это инфекция. Ничего более серьезного. Может быть, следствие психического расстройства. Девочка много пережила за последнее время. И выказала большое мужество. Возможно, слишком большое. Теперь ей нужен отдых, ей надо дать время поправиться.

С этими словами Сандру оставили лежать в ее собственном доме, в ее собственной кровати, той огромной супружеской, в самый разгар праздника.

Это внезапно испортило все веселье. Все притихли. О продолжении праздника, во всяком случае в доме на болоте, не могло быть и речи. Но в другом месте — возможно. Так что в полночь от дома отъехало несколько такси. В них уселись все гости, с Сандрой остались лишь те две женщины.

Одна сидела на краю постели и держала Сандру за руку, в глазах ее стояли слезы. Она обтирала горячий лоб Сандры холодными носовыми платками, которые приносила в комнату вторая женщина. А еще та заварила чай, сделала бутерброды, выложила имбирное печенье на блюдечко и принесла все на подносе.

Сандра ничего не пила и не ела, только сжимала руку. Чью-то руку. Ее мучило одно желание. Она тосковала. И в забытьи повторяла одно и то же имя, снова и снова: