Моника Фагерхольм - Американка

И шел снег.

Падали тяжелые снежинки.

Напиши так, сказал я Королеве Озера.

Падают тяжелые снежинки.

Напиши так, сказал я. И Королева Озера написала.

Постепенно перестали зажигать свечи, хотя поначалу делали это каждое утро, как только приходили в школу. Цветы завяли, а новых больше не приносили. Розы засохли, но все равно казались красивыми, так что их так и оставили стоять. Потом кто-то случайно опрокинул стеклянную банку, она упала на пол и разбилась. Вдребезги. Не на большие осколки, как обычно, а в мелкую крошку, которую чертовски трудно было смести с пола.

Тогда и розы оказались в корзине для мусора.

— Нам следовало, наверное, подумать о тебе, — сказала Анна Нотлунд, учительница музыки и классная руководительница в классе Дорис. — Может, ты хотела их забрать?

Не успела Сандра ответить (куда ей было девать эти цветы?), Анна Нотлунд продолжила:

— И еще одно. Ее парта. Ее вещи. Я понимаю, что ее мама… ее приемная мать плохо себя чувствует, и сейчас ее нельзя тревожить.

— Я это сделаю, — сказала Сандра спокойно и деловито. — Конечно.

И она освободила парту Дорис, высыпала содержимое в пластиковый пакет. Все, что там лежало у Дорис, она отнесла домой, ничего не выкинула. Не стала даже разбирать. Полный пакет так и лежал потом в ее комнате в доме на болоте, под кроватью. Она собиралась отнести его в дом кузин, собиралась до нервного срыва, когда это было еще актуально, но мама кузин была в лечебнице, а после приступа, да, после приступа уже было все равно. И честно говоря: никто об этих вещах не заикался. Учебники, тетради, листы бумаги. Бумаги, бумаги, бумаги. И еще шарф с ароматом духов молодой девушки, Новая Дорис, Дорис из Фольклорного ансамбля Мике.

Итак, Сандра освободила парту, сложила ее содержимое в пластиковый пакет и отнесла его к себе домой, в свою комнату в доме на болоте.

Парту вынесли из класса. Чары разбились, жизнь продолжалась.

Дорис, прощай, здравствуй…

…рождественский гном!

Сказала Дорис-внури-Сандры, и Сандра не смогла сдержать широкой улыбки. Потому что и в самом деле приближалось Рождество.

Анна Нотлунд и некоторые ученики из класса Дорис заметили, что Сандра улыбнулась, и удивленно на нее уставились. Что в этом смешного?

Нет. Никто не понял. Это нельзя было понять.

«Никто в мире не знает моей розы, кроме меня».

Сказали Дорис-внутри-Сандры И Сандра в один голос (хоть этого никто и не услышал).

И Эдди, та Погибшая Девушка. Хриплый голос Эдди, на той пластинке.

Голос мертвой.

Мама, они мою песню поняли.

По этому всему кто угодно смог бы догадаться, что дело идет к нервному срыву.

Связь мысль-чувство-слово была в Сандре затоптана. Взамен появилась, например, музыка. Странные мелодии звучали в ней, мелодии, иногда привязанные к чему-то в реальности, а иногда нет. Узнаваемые мелодии, которые существовали в жизни. А порой неизвестные, которые явно не существовали.

Королева Озера: я не знаю, является ли музыка музыкой.

Сандра по-прежнему общалась с Биргиттой Блументаль. Они вместе готовили уроки. Биргитта Блументаль хорошо училась. Сандре нужна была помощь по многим предметам, особенно по математике, потому что она в начале осенней четверти много пропустила.

Биргитта Блументаль помогала ей. Она хорошо умела объяснять, так что все становилось ясно. Сандра ценила это. А еще Биргитта Блументаль была изрядная зануда, она не отклонялась от темы больше, чем требовалось. Раз они взялись учить уроки, так уроками и надо заниматься. Начали решать задачи, значит, решать задачи.

Никакого обезьяньего искусства. Никаких «игр». Не то что с Дорис Флинкенберг.

А потом наступало время отдыха. То, что в школьные годы называлось «свободное время». Тогда Сандра, возможно, впервые поняла значение этого слова. Когда у человека есть свободное время, он может заниматься обычными делами, отдыхать. Смотреть телевизор, читать, играть, складывать мозаики, разговаривать «обо всем на свете». Прежде всего об обычных вещах, они-то и есть самые важные: о мальчишках, например, которыми интересовались. Но Биргитта Блументаль иногда бывала чересчур супернормальной в этом отношении. Секреты у нее были самыми заурядными, но она их преподносила как бог знает что. В высокопарных выражениях расписывала она, как влюблена в своего тренера по верховой езде, которого звали Хассе, и как ее бесит, когда Тобиас Форстрём поглядывает на нее «нездоровым образом». «Но ты ведь знаешь мужиков», — добавляла со смешком Биргитта Блументаль. О да, да, да. Сандра тоже смеялась, она имела представление о мужчинах, хоть и не в подробностях, но это было не важно, важно, что она знала, что нормально, а что нет, и реагировала, как и следовало.