Моника Фагерхольм - Американка

— Эти твои песенки, — с любовью проговорил Мике и обнял Дорис Флинкенберг. Они лежали на кровати в спальне его родителей после первой близости — был конец недели, и родители Мике Фриберга уехали на дачу. Первый раз.

— Я не могу объяснить лучше, — пробормотала Дорис Флинкенберг.

— Ну и не надо, — прошептал Мике Фриберг. — Ты мне нравишься такая, какая есть. Идиот. Ты не представляешь, какая ты удивительно милая и сексуальная девушка. Но в этом часть твоего очарования. В том, что ты этого сама не сознаешь. Дитя природы. — И потом прошептал: — Моя женщина. — И: — Я так рад, что первым тебя открыл.

— Женщина. — Дорис Флинкенберг, только что окрещенная «дитя природы», пробовала на вкус эти слова в спальне родителей Мике.

— И это был, — заявила она громко, словно новость, хотя на самом деле они спланировали все заранее, Мике и она, потому что решили, что первый раз должен быть незабываемым, — наш первый раз.

И добавила:

— Теперь я больше не НЕВИННАЯ.

— Тебе понравилось?

— Да, — снова подтвердила Дорис, которой уже немного надоело со всем соглашаться. — Да, да, да.

Мике Фрибергу было важно, что он оказался хорошим любовником для женщины, которую любил и которая любила его. Но почему бы им не поговорить теперь о чем-нибудь д-р-у-г-о-м?

— Хочешь, расскажу одну смешную штуку? — прошептала Дорис Мике. — Бенку как-то заказал книги через фирму, которая посылает по почте те странные книжки, которыми он интересуется. Он нашел книгу, которую очень хотел получить. Она называлась «Архитектура и нарушение». Но когда книга пришла, он страшно огорчился, хоть и попытался не подать виду, потому что оказалось, что речь там шла не о нарушении в криминальном значении, а в смысле интервала, перебивки. Интервал в орнаменте. Понимаешь?

— Не совсем. — Мике мотнул головой в темноте и нетерпеливо потрогал коралловые бусы, которые получил в подарок от Дорис несколько дней назад, когда они отмечали то, что уже полтора месяца были вместе.

— Бенку, он же чокнутый…

Но Дорис не удалось закончить, потому что ее открытый рот закрыл рот Мике, зубы Мике, язык Мике… одно повлекло за собой другое, и они — быстренько-быстренько — сделали это во второй раз.

Лишь позже, дома, в своей собственной постели, к Дорис Флинкенберг вернулась способность думать ясно.

Что произошло? Она сходит с ума?

— Ты полна неожиданностей, — сказал Мике Фриберг. — С тобой никогда не соскучишься.

Мике. Голос Мике. Стоит подумать о нем, и уже легче. Думать только о Мике и больше ни о чем. Сделать его таким большим у себя в голове, в своем сердце, в своем теле, чтобы все остальное оттеснить на задний план.

— Давай договоримся об одном, — сказал Мике. — Что не вмешивать Бенку, Сандру и прочих во все это. Наши отношения — это совершенно отдельная вещь.

— Ты ревнуешь, — пробормотала Дорис.

— Ясное дело, — согласился Мике. — А что в этом такого? Я хочу, чтобы ты была только моя. Я же тебя люблю. А ты меня любишь?

— Да, — ответила Дорис искренне. И в душе ее воцарился покой. Они снова обнялись, и в этих объятиях Дорис присутствовала на сто процентов. Так она объясняла себе это потом. Мне же это нравилось. Я там присутствовала на «сто процентов».

Так что же, что же случилось тогда?

— Что ты в нем нашла? — ревниво спросила Сандра на школьном дворе в один из тех редких теперь случаев, когда они разговаривали друг с другом.

Глупо было спрашивать, они обе это понимали. Любая была бы рада-радешенька оказаться с Мике Фрибергом. Так, по крайней мере, думала половина девчонок в школе.

И все же Дорис Флинкенберг стояла посреди школьного двора перед Сандрой Вэрн, запиналась и не знала, что ответить.

— Ты так красиво поешь, — сказала Сандра такими тоном, что Дорис Флинкенберг осталось только броситься прочь, прочь со школьного двора.

Иногда Дорис Флинкенберг бродила в лесу в одиночку.

Даже до того, как они расстались с Мике Фрибергом.

Ей нужно было побыть одной. Но множество песен, слов, разговоров отовсюду теперь всплывало и теснилось у нее в голове.

Тот узел, что мы завязали, не развязать никому.

Тот узел, что мы завязали, не развязать никому.

Одна лишь смерть, лишь смерть способна развязать этот узел, узел.

Одна лишь смерть, лишь смерть способна развязать этот узел.

Дорис, на утреннем собрании.

— Привет. Я — Мике, а это — Дорис, у нас есть ансамбль. Фольклорный ансамбль Мике Фриберга. Мы поем старинные песни… тьфу… — Дорис сбилась, все засмеялись, она начала снова: — Привет. Я — Дорис, а это — Мике, у нас есть ансамбль, это… Господи, мы сейчас просто споем, эта старинная народная песня, слушайте.