Валерий Былинский - Адаптация

Когда я пришел домой, Лиза спала, завернувшись, как в кокон, сразу в три одеяла.

Я стоял над ней и размышлял, будить ли ее. Самолет улетает через три часа. Наконец Лиза сама открыла глаза. Посмотрела на меня и проговорила хриплым шепотом:

– Саша, я хочу тебе сказать…

– Подожди, не надо. Лучше я скажу.

– Что-то случилось?

– Да. Я… не люблю тебя. Но это не важно. Я сейчас улетаю. Если хочешь, можешь со мной.

– Хорошо… пусть будет так… Как тебе, – сказала она, и я заметил, что у нее задрожал кончик левого века.

– Ты слышала, что я?..

– Конечно. Ты хочешь, чтобы я полетела?

– Не знаю.

– Тогда я лечу. – Лиза отбросила одеяла и с трудом поднялась. – Когда?

– Через три часа. Одевайся вот в это… – я бросил на пол вещи, которые принес из туристического магазина. В этот магазин я зашел по пути домой, там можно было, как и везде, взять просто так меховые куртки, альпинистские брюки, шапки, унты.

За окном ночь. Салон «Боинга-747» почти пуст. Из пассажиров только мы с Лизой, одинокая старушка, мужчина лет пятидесяти, беспрестанно целующиеся парень с девушкой. Земля, над которой летит наш самолет, погружается в нечто подобное холодному летаргическому сну. Над руинами Ирака, где никто уже не воевал, бродили закутанные в тряпье люди и часто смотрели в небо, откуда шел снег. Впервые в жизни ударили морозы и на островном государстве Кирибати. При температуре –1 половина населения Кирибати заболела простудными заболеваниями, а несколько десятков человек умерли. Люди зачарованно смотрели на легкий пушистый снег, который таял, падая в океан. Смотрели на снег и вылезшие на песчаный берег морские черепахи. Было очень молчаливо по всей земле. Затихли военные конфликты, люди впадали в анабиоз – как бывает с хамелеонами, которые, сидя на закате на теплых камнях, замирают, впитывая в себя остатки дневного света.

Когда мы прилетели в Иркутск, там была ночь. Температурное табло показывало, что на улице сейчас –50 °C. Мы вышли из здания иркутского аэропорта и сразу же стало темно – в городе погас электрический свет. Через несколько минут некоторые здания частично осветились, а многие так и остались во тьме.

Мы шли вдоль проезжей части, останавливались, я поднимал, голосуя, руку. Ни одна из редко проносившихся мимо машин не останавливалась. Начали замерзать ноги, нос. Может, вернуться в аэропорт, отогреться? Но ведь там нет света, и может быть, и тепла… Наконец возле нас затормозила темно-бежевая битая «пятерка».

– Чего надо? – спросили.

– До Байкала.

– Э-э… далеко, очень далеко…

– Довези, заплачу любые деньги.

– Какие любые?

– Ну, долларов пятьсот, в рублях…

– Э, дорогой, копейки это!

– Сколько же ты хочешь?

– Слушай, а купи машину! Сам на ней и доедешь, – засмеялись в салоне.

– Эту? Хорошо. Сколько?

– Миллион.

– Рублей?

– Рублей, рублей… – смеялись, – рубль сейчас самая крепкая валюта в мире.

Я вытащил из карманов несколько охапок денег.

– Вот все, что есть. Тут много. Может, и не миллион, но, согласись, много.

Те, кто сидел в машине, видимо, не ожидали такой реакции. Двое мужчин в тулупах вылезли, взяли в руки деньги, стали, освещая фонариком, их смотреть.

– Слушай, не фальшивые, а? Где взял, а?

– В банке. Слушай, если продаешь, то продавай, тут тысяч шестьсот, семьсот будет.

– Берем, – сказал один из них.

Я и Лиза сели в машину.

– А куда ехать, мужики? – спросил я.

– Да вот прямо езжай и приедешь…

Неожиданно дверь рванули.

– Э, слушай, мало здесь! У тебя еще есть?

– Нет!

– Э, давай выходи, говорить надо…

Я с силой захлопнул дверь. Распахнулась дверь со стороны Лизы, рука схватила ее за шею, потащила из салона. Лиза, уцепившись за эту руку ногтями, впилась в нее зубами. Раздался вопль, рука исчезла. Я нажал на педаль газа, и «пятерка» рванула с места.

– Ничего, – засмеялся я. – Break on through to the other side!

Мы ехали по городу какое-то время, Лиза листала путеводитель, который я взял вчера в туристическом магазине. Потом я очнулся и почувствовал, что она тормошит меня:

– Что случилось?

Наша машина стояла у обочины, развернувшись, освещая фарами заснеженную ель в двух метрах от капота.

– Ты заснул за рулем, родной мой… сейчас, давай, садись сзади и поспи, а я поведу.

На заднем сиденье я сразу провалился в сон, в котором ничего не видел, кроме слов «родной мой», которые выглядели как рисованный белый извивающийся человечек. Потом я почувствовал, что вокруг стало очень темно и холодно, и кто-то тормошит меня и говорит: «Не спи… Сашка! Слышишь, не спи… Нельзя спать на закате, плохо потом будет, плохо… не спи».