Валерий Былинский - Адаптация

А что, если мне предстоит теперь жить обычную, до старости жизнь, как у всех, если у меня все еще впереди? Я же ведь еще молода, симпотная, мне еще и двадцати не было. Ну и начала жить. Ох как начала! Через два месяца восстановилась в университет. Но особенно не училась. За мной столько однокурсников увивалось! А мне, знаешь, нравилось шокировать моих ухажеров тем, что я могу за них платить – денег ведь у меня много оставалось. А потом разонравилось. Ну как деньги стали заканчиваться. К тому же объявились дальние родственники, стали канючить, почему я бабушкин дом продала и не поделилась. Стала ходить по клубам, миллионерчика одного молодого склеила. Его сразил наповал мой ум, как он говорил. Ха! Счастье от ума! Он снял мне квартиру, там мы с ним и встречались. На тусовки его с ним ездила. Меня даже пару раз в каком-то светском журнальчике на фото с ним изобразили. И подпись: такой-то с загадочной подругой Катей. Мне он не нравился – кроме денег, у него ничего не было, он сынок папаши из газовой империи был… Вот, потом на троллейбусной остановке познакомилась еще с одним. Он меня на машине подвез, и прямо там, в машине, и взял. Помнишь, как на Воробьевых горах? Мне жутко понравилось, я с ним еще полгода встречалась – без всякой любви. Любила только его тело и волю. Он автогонщик. И меня машину водить научил, я ее потом себе купила. Вот, у этого мужчины было то самое недостающее для меня – сила. Он брал меня где угодно и как угодно – а я была просто пищащим от восторга щенком.

В это же время еще одного паренька встретила – на выставке в ЦДХ. Он был талантливый художник, только ужасно слабый. Просто нежный и добрый. Я ему словно мама была, хотя он и старше. И умный… все же с ним было о чем говорить. Я с ним и спала, как мама, у нас не было секса. Вот тогда и решила – раз не могу найти мужчину, в котором соединялись бы все нужные мне качества, буду встречаться сразу с тремя. Миллионер давал деньги, гонщик – силу, художник – умные разговоры и материнский инстинкт. Одному ум давала, другому – тело, третьему – маму. Что еще надо для продвинутой шлюхи? В общем, год, наверное, у меня своих денег не было ни копейки – только чужие. Ездила на «жуке», квартиру мне в конце концов подарили, чем не жизнь…

Лиза отвернулась, закрыла лицо волосами.

Я вдруг подумал, что никогда не видел ее плачущей. Никогда.

– У меня… однажды случился такой – нервный срыв, что ли… – продолжила она. – Я попробовала напиться – но меня вырвало. Пробовала марихуану курить – тоже рвет. ЛСД, кокаин подружки посоветовали. Так я в клубе разделась и голая стала танцевать. Кавказцы в туалет потащили, какие-то парни за меня вступились, в общем, драка, милиция приехала… Мой миллионерчик меня выкупил. А я на следующий день ему ключи от квартиры отдала и сюда пришла. Было это полгода назад. Потом тебя на старой квартире искала, мне сказали, ты там уже не живешь. Телефон не отвечал твой. В общем… Сейчас я менеджерица среднего звена в филиале в испанской компании – над чем смеялась, тем и оказалась. Испанский стала учить после Кубы, сейчас почти свободно говорю. Работа, знаешь, спокойная… никто не домогается, денежки вовремя платят. На жизнь хватает… – Лиза нервно рассмеялась, сделала сигаретную затяжку и отвернулась.

Я смотрел на ее руки – худые, дрожащие, с вздувшимися венами. Никогда раньше у нее не было таких нервных рук.

К нам подошла официантка. Лиза улыбнулась и попросила принести мне виски, а ей дайкири.

– Это ведь исповедь, – сказал я. – Ты исповедовалась мне только что и ждешь того же от меня, да? Что ж. Друг другу, наверное, исповедоваться легче, чем священнику. Скажу и я. Только рассказ мой будет не о жизни. После того как я вернулся с Кубы, я вообще как-то не очень живу, Лиза. Ты изменилась, стала потасканней, что ли. На тебе, твоей коже, глазах появился блядский налет. Извини. Ты же хотела честно. Но у меня тоже случилось свое мужское дерьмо. Я сдулся, слег, хотя ничем не болел. Добровольно стал овощем, доходягой, чмом, каким не должен быть живой человек. Для мужчины это, наверное, то же, что для женщины стать шлюхой. Когда ты исчезла, я в первый месяц облазил все места, где ты могла быть – твой универ, Ярославль, даже в Грозный собирался ехать тебя искать. Но когда понял, что тебя больше не будет никогда, сразу как-то прекратил трепыхаться. А ведь, может, мне просто давали шанс, чтобы я в одиночестве попытался что-то понять. Ведь чтобы что-то очень важное понять – для этого нужно именно в одиночестве побыть, да. А я… Не понимал ничего. Хотел только тебя, как ребенок игрушку. Я тебя ненавидел, презирал, умолял, любил, жалел, снова ненавидел… А потом… как-то вдруг пришла тупость, равнодушие. Знаешь, Ли, я ведь тоже ждал этого конца света, тогда, два года назад, когда летел из Гаваны в Москву. В самом деле, было бы так романтично умереть на пике любви, так и не познав тухлой жизни. А солнце… Оно вдруг взяло и не потухло. И жизнь продолжилась. Уже без тебя. Первые месяцев пять я по-свински жил на твои деньги, Лиза, те, что ты мне тогда в машине оставила. Снимал с карточки и тратил. Еще я пытался уехать. Так пытался, что казалось, хотел обогнать самого себя, хотел убежать так далеко, чтобы нельзя было самому себя поймать… Даже в Китай забрался, друга одного там искал, может, помнишь?.. А когда нашел, он предложил мне с ним работать… Он там совместную с китайцами компанию по производству пластиковых окон организовал. Антон мне обрадовался, подумал, что у меня наконец жизненная энергия появилась. А на самом-то деле я просто обозлился на жизнь. Решил – опять, в который раз! – тупо деньги зарабатывать, хотел все загасить деньгами, любыми путями нажраться бабла – раз уж этот чертов свет не кончился и нужно по-прежнему существовать в этом свинском мире. Я, как и ты, с цепи сорвался. Все! Раз любви нет – то буду гнуть, проламывать этот мир. Пусть гнется, сволочь, под меня, а не я под него. Знаешь, песня такая была… Против мира все средства хороши, решил. На меня будто что-то нашло, китайцев за людей не считал, заказы им левые впаривал, как туземцам, мы ведь в дальних районах работали. Фирму нашу расширил, землей, недвижимостью занимался. Несколько сделок провернул по незаконной закупке земельных участков. Это могло принести такие деньги! Но власти вычислили… Не знаю. Мне грозил пожизненный срок, вряд ли я не сдох бы в их тюрьме… Антон, ангел хранитель, спас меня. Как тогда, когда я… ты не знаешь… Антон, в общем, соврал, что я уехал уже, он же по-китайски хорошо говорил и его уважали за честность в бизнесе, в отличие от меня. Я еще посмеялся над ним: что, опять за меня прыгнуть из окна хочешь? А он: езжай домой, вот тебе новые документы, я что-нибудь придумаю… Уже в России я узнал, из телеящика этого гребаного, что в Китае все счета Антона арестовали и его самого тоже, что ему смертная казнь грозит. Все-таки прыгнул за меня, прыгнул! Но его помиловали. Ну, вроде он монастырям каким-то помогал во время своей работы, и это учли… А сейчас он все там же, в Чайне, обретается – православным монахом в каком-то микроскопическом монастыре где-то на границе с Тибетом. Про него передача была в нашем «Вокруг света», оттуда я и узнал про все… Вот так, Лизка. Думал, жизнь человеку сломал, а он рад оказался. Письмо написал, два месяца назад один китаец привез. Писал, чтобы я не переживал и не мучился, потому что Господу якобы было угодно устроить для него все эти испытания и сейчас он счастлив, потому что всегда чувствовал, что его место в монастыре. Еще просил меня в этом письме – осторожненько так просил, по-монашьи – чтобы я больше не делал того, что делал в Китае… А зачем мне это делать, если… если…