Элис Петерсон - Другая Элис

— Я вижу дьявола. Он сидит в глубокой, темной берлоге под названием «плохое настроение» и заставляет болеть мою сестру.

Его лицо помрачнело. Оно сказало мне, что взрыв неминуем.

— Том, ступай, — резко сказала я.

Начался 1994 год. Я дома. Зима. Холодно, темно и уныло. Я отказалась от места в Бристольском университете и теперь ждала своей очереди, чтобы мне заменили бедро.

Каждый день я просыпалась с ненавистью к самой себе. Я страстно ненавидела свою болезнь. Я чувствовала себя словно в темной тюрьме с угрюмыми, покрытыми паутиной стенами, которые загораживали мне свет. Я устала страдать и мучиться. Мое бесполезное тело служило лишь источником боли. Тяжелая операция на бедре — только первый шаг из множества предстоявших мне операций, и не факт, что я их выдержу. Моя жизнь станет гораздо легче, если я покончу с ней, во всяком случае, тогда я попаду в те загадочные сферы; может, мне там понравится. Зачем мне жизнь, омраченная болезнью и сознанием собственного ничтожества?

Я проклинала себя за такие мысли, но, как бы ни пыталась выкарабкаться из их плена, я опять соскальзывала к ним. Даже мои родители и близкие друзья не могли бросить мне спасительную веревку. Я понимала, что все шло из моей души. Да, я не могла смириться с этим. Я не хотела спастись из плена и вернуться в мир, где у меня все равно будет артрит. Все было слишком мрачно и безнадежно. Раз я не могла быть тем, кем хотела, тогда я не хотела быть вообще.

Я знала, что мои родители сознавали свое бессилие. Несколько раз в разных ситуациях мама говорила, что мне надо поговорить с консультантом-психологом, но я злилась и отказывалась. Я завязла в своей депрессии и не хотела себе помочь. Мой сильный характер высох и съежился, как цветок, лепестки падали на землю. Часть меня уже умерла.

По ночам я видела повторяющиеся кошмары. Я плохо, беспокойно спала, ворочалась, металась. Один сон преследовал меня особенно неотвязно.

Я играю в Уимблдоне, на Центральном корте, Билл у сетки посылает мячи каждому игроку. Шарлотта стоит передо мной, но сейчас моя очередь бить по мячу. На мне «неправильная» одежда — облегающее фигуру платье с блестками и туфли на высоченном каблуке. Я хочу сделать рывок вперед, но застреваю, каблуки вязнут в грунте. Я рвусь вперед, но ноги не двигаются с места. Все глаза устремлены на меня.

— Шевелись, Элис, — кричит Билл. — Что с тобой? — злится он. Зрители хохочут, показывают на меня пальцем, веселятся.

— Шевелись, шевелись, шевелись, — кричала я во сне. И проснулась, мокрая от пота.

Я лежала в постели и обдумывала способы, как мне убить себя.

Я могла взять машину, уехать в пустынное место и разом проглотить все мои таблетки. И все будет позади. Или я могла на высокой скорости врезаться в бетонный забор, надеясь, что не выживу после такой аварии, потому что я не хотела выжить с выбитыми передними зубами и сломанной рукой. Я могла бы повеситься, но едва ли у меня хватило бы сил на подготовку. Все было бы намного проще, будь у меня пистолет…

Впрочем, я могла бы сегодня вечером принять все мои лекарства, лечь в постель и заснуть навсегда. «Все, конец» — эти слова несли мне облегчение, заставляли улыбаться. Лучше я умру, чем буду жить с ревматоидным артритом. Это мой ответ. Я нашла свое собственное средство спасения.

Я необычайно взбодрилась при мысли, что скоро все закончится. Села и стала пить чай, который остыл и стал слишком крепким. Все так хорошо говорят о человеке, когда он умирает. Интересно, что скажут обо мне? Наверняка вспомнят, что я была замечательной теннисисткой, полной жизни, но меня жестоко поразил артрит в самом начале успешной теннисной карьеры. А если я буду жить дальше, то стану лишь «бедной Элис». Я не хотела становиться еще большим грузом для своих родителей. Для мамы. Что ж, скоро ей уже больше не придется беспокоиться обо мне. Так будет лучше для нас обеих.

Я встала, каждый шаг был болезненным, словно я шла по остриям кинжалов. Одеваясь, я заметила, что на моем левом локте поселился большой желвак. Другой, маленький, сидел на мизинце. Я взглянула в зеркало — увидела жирные коленки, одутловатое лицо и желваки на локтях. Я видела там не себя, а артрит. Я подняла больные руки, надела просторную теплую рубашку красного цвета и почувствовала усталость от таких усилий. Вспомнив про свой план, я спустилась вниз, напевая веселый мотивчик.

— Прости за вчерашнее, мама, — сказала я.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, кладя телефонную трубку.