Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Кладбище, на котором Лоренсу когда-то предстояло упокоиться в ожидании вечности, как и многое в Марстале, было новым. Раньше нас хоронили вокруг церкви между Киркестраде и Вестергаде, в тени буков. И вот мы заложили новое кладбище за городом. Оно спускалось от Оммельсвайен к берегу, откуда открывался вид на острова архипелага. Мы посадили длинную рябиновую аллею, эти деревья могут простоять минимум сто лет. Здесь должно было хватить места для многих.

Мы не только верили, что население нашего города в будущем останется столь же многочисленным, а может, и увеличится. Мы, должно быть, еще и надеялись, что больше не будем встречать смерть в чужих портах и в море, что свой последний вздох испустим в окружении родных и близких.

Постепенно заполняющееся кладбище как бы говорит: ты умрешь в том месте, где родился и которое любишь, ты умрешь дома. Ты увидишь, как растут твои дети. Тебе, толстому и старому, будут петь внуки, и жизнь твоя расстелется за тобой, как склон холма, который начинается на узкой белой прибрежной полосе, а заканчивается на вершине, с которой виден весь архипелаг.

Однажды один из нас дал странный ответ на вопрос, почему он выстоял, хотя его корабль терпел крушение и гибель вроде бы была неизбежной.

Этот человек — Мортен Сайер. Он был штурманом на «Флоре», капитаном корабля был Андерс Кроман, и случилось это в декабре 1901 года. «Флора» возвращалась из Англии с грузом угля, предназначенным к доставке в Киль, когда внезапно западный ветер перерос в бурю. Шесть дней они дрейфовали с одними только гротом и стакселем, был шторм и мороз. Затем шторм перешел в ураган и унес баркас, камбуз и рулевую рубку. На палубе можно было находиться, лишь привязав себя, — волны высотою с дом обрушивались со всех сторон. На десятые сутки волной унесло рангоут и такелаж, груз в трюме переместился, и, когда «Флоре» удалось подняться из кипящих вод, она получила мощный крен. Мачты, паруса — все ушло за борт, и, когда ураган унес пену с поверхности волн, вокруг остались плавать обломки древесины.

Они собрались в каюте, и капитан Кроман, человек прямолинейный, сказал, что сочельник в этой жизни им встречать не придется.

И тут новая волна сотрясла корабль. Всех швырнуло к переборке, они были уверены, что «Флору» настиг последний удар. Сейчас корабль исчезнет в волнах. Осталось лишь ждать смерти в холодных водах.

Но искалеченный корпус все еще держался на поверхности.

И у Мортена Сайера возникла спасительная мысль. Он понял, что нужно сбросить груз за борт, чтобы облегчить судно и поднять из воды уязвимую корму. Не смея раздраить люки из страха, что их затопит, они топорами прорубили отверстие в переборке, ведущее в трюм. И за ночь выгрузили сорок тонн угля. Они не спали с того момента, как смыло рангоут. Третьи сутки на ногах, промерзшие в вихрях завывающего шторма, неослабно метущего по голой палубе, окатываемые ледяной водой, непрестанно заливающей корабль, шестеро членов экипажа «Флоры» за одну ночь, вооруженные ведрами и мешками, сбросили за борт сорок тонн угля. Почти семь тонн, или семь тысяч килограммов, на каждого.

— Потом, — рассказывал Мортен Сайер, — мы свалились замертво и уснули, матросы — в пустом трюме, капитан и Сайер — в каюте.

Проснулись рано утром 24 декабря. Шторм улегся. Они вычислили, что до Оркнейских островов примерно шестнадцать морских миль, но, поскольку шторм забрал баркас, земля могла стать для них как спасением, так и погибелью. И они решили связать две якорные цепи, чтобы в последний момент суметь противостоять дрейфу в направлении смертельно опасного скалистого побережья.

И вот пришло спасение. На горизонте появилось голландское рыболовецкое судно, и экипаж «Флоры» приняли на борт иностранного корабля.

— Как же ты все это вынес? — спросили мы.

Вопрос, конечно, глупый, но все же мы его задали, хотя ответ был ясен любому: Мортен Сайер хотел вновь увидеть свой дом на Буегаде. И не хотел навеки проститься с женой Гертрудой и детьми, Йенсом и Ингрид, которым был нужен так же сильно, как и они ему. Он хотел поспеть домой к Рождеству. Как и другие моряки, хотел стать капитаном и списаться на берег со своего собственного корабля. Короче говоря, ему рано было умирать.

Но Мортен Сайер ничего подобного не сказал. А сказал совсем другое. На глупый вопрос он дал умный ответ:

— Я хотел, чтобы меня похоронили на новом кладбище.

Некоторые наверняка сочтут такой ответ странным. Наверное, только моряк сможет понять. Но именно этим и было для нас новое кладбище: надеждой.