Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Его окликнули. Он ответил на своем ломаном моряцком испанском и получил предложение присоединиться к защитникам баррикады. Херман продемонстрировал свой револьвер, его похлопали по плечу, назвали compañero [43] Товарищ (исп.). , значение слова он понял и счел его наивным, как и самих революционеров. Ему было плевать на их дела. Им, чтобы разрядить револьверы, нужно алиби. Ему — нет.

Баррикаду обстреляли. В темноте раздались ответные выстрелы. Он увидел пламя, вырывающееся из стволов револьверов. Почувствовал на щеке что-то теплое. Ранен? Но тут мужчина, стоявший рядом, повалился на него. Голова какое-то мгновение покоилась на плече Хермана, как будто человек уснул. Рукав Хермана пропитался кровью. Затем раненый медленно соскользнул на землю.

Выстрелы усилились. На другом конце улицы мелькали вспышки. Шум оглушал и опьянял.

Он почувствовал, как сквозь кожу пробивается сухой лихорадочный жар, словно сердце горело в огне: он жив!

Выстрелы приближались. Солдаты пошли на штурм. Защитники баррикады начали покидать ее. В темноте он слышал, как они убегают, и сам сорвался с места и понесся как угорелый. До ушей донесся смех, его собственный смех. Затем перед ним на дороге очутилось распростертое тело. Он перемахнул его одним прыжком. Кто-то схватил его за руку и потащил в переулок, а затем в подворотню. Они перелезли через стену, затем еще через одну. Херман пробормотал gracias [44] Спасибо (исп.). , хотя на самом деле ему было все равно. Тело взывало к нему исступленным свидетельством его собственного бессмертия. Револьвер он продолжал сжимать в руке.

Он как будто всю жизнь прожил в этом темном городе, и все прежние события терялись в своей незначительности. Чувство нахлынуло внезапно. В эту ночь он обрел свободу. Там, на темных улицах, которые вместо фонарей освещали револьверные вспышки, где в сточных канавах текла кровь, он не чувствовал себя неполноценным. Он просто был. Был кровью, телом, инстинктами и рефлексами. Был своим револьвером и через него — единым с теми, кто, как и он, с оружием в руках шел в ночь. Единым со всеми мужчинами, с жизнью и смертью.

С холмов за городом по бульвару в его сторону катилось большое красное ядро. Это вставало солнце. Все вокруг запестрело цветами, сначала бледными, затем яркими. Он встречал рассвет со смесью разочарования и облегчения. Свет солнца как будто разогнал ночной хаос и указал домам, а через секунду укажет и людям их место.

Херман оглядел себя. Рубашка вся в пятнах крови. Он сорвал ее и бросил на дорогу. Руку оттягивал револьвер. Поколебавшись секунду, он выпустил оружие и двинулся дальше.

Пришел на большую площадь. Кругом валялись опрокинутые столы и стулья. Мужчины в форме убирали трупы. Скоро и плиты отмоют от крови. День возвращается.

Херман спокойно пересек площадь. Один из солдат крикнул что-то и направился в его сторону. За ним последовали двое других. Они оглядели его. Голый торс, остро пахнущий потом, короткие светлые волосы, красное от ветра, вина и солнца лицо. Кто он? Моряк, в азарте позабывший о времени и месте и комендантском часе?

От него воняло.

Они решили, что постелью и женщиной. Он понял это по их лицам. И ухмыльнулся. Они ухмыльнулись в ответ. Самый высокий показал пальцем на щеку Хермана. Прикоснувшись к щеке, он нащупал засохшую кровь в том месте, где лицо задела пуля.

— Mujer, — сказал он. — Женщина.

— Mujer, — засмеялись они.

Один из них рукой изобразил кошачью лапу.

Он стрелял в них ночью, а они стреляли в него, тени, стрелявшие в теней. А теперь, в первых лучах солнца, они были просто мужчинами. Солдаты отпустили его.

Херман спустился в гавань и нашел ялик. Отвязал его и неторопливо погреб к «Кристине».

На следующий день Херман был тихим. Члены команды на него косились. Они заметили его отсутствие, но ничего не сказали. Время от времени на его губах появлялась загадочная, рассеянная улыбка, прежде им незнакомая. Они настороженно переглядывались.

Что наступает после затишья?

Ивар оценивающе оглядел массивную спину Хермана. Лишь Баер, казалось, ничего не замечал.

Херман отмечал их взгляды. Что они о нем думали? Что, по их мнению, он делал в Сетубале после наступления комендантского часа? Может, считают, он по девкам ходил? Почему тогда не спрашивают? Боятся услышать ответ?

Забастовка была прервана. «Кристина» пришвартовалась. К ней подошли две баржи, и портовые грузчики принялись разгружать рыбу. Баер поехал в город закупать провиант и взял с собой фрекен Кристину. Вернулся он в приподнятом настроении и сообщил, что судовой поставщик пригласил их пообедать. Они ели рыбу с жареными оливками.