Хотелось ли ему выжить этой ночью? Хотелось подвергнуть себя испытанию или у него была иная цель? Он и сам не знал. Не настолько был ему понятен язык звезд.
Он стоял посреди улицы, задрав голову. Белые стены домов мерцали голубым, словно отражая звездный свет. Ворота и дверные проемы пульсировали черным. А разумно ли стоять вот так, на открытом пространстве?
В один миг странное опьянение, вызванное не алкоголем, а чувством одиночества под шатром ночного неба, испарилось. Он перебежал на тротуар и прижался к стене дома. Но наверняка здесь его так же хорошо видно, черный сгусток на фоне светящейся голубизны.
Он явился сюда не для того, чтобы прятаться. И Херман вышел на середину тротуара и пошел вперед.
Внезапно он услышал шаги и остановился. Шаги были размеренными. Один человек или много? Херман снова прислушался. Во всяком случае, не много, решил он. Может, двое? Патруль? А кто еще будет расхаживать по городу в темноте во время комендантского часа? Он обернулся, затем посмотрел вперед. Улица широкая. Угадываются очертания пальмовых крон, заслоняющих звезды. Это, должно быть, бульвар. Надо свернуть в узкие извилистые закоулки: оттуда проще ускользнуть. Херман застыл в нерешительности. Затем поднял оружие и медленно повернулся кругом. Темнота и ничего, кроме темноты. Слышны шаги. Такие же размеренные. Приближаются или удаляются?
В нерешительности он двинулся вперед. Оружие держал перед собой. Если наткнется на них, то или они, или он. Это ясно.
Шаги не стихали.
Да, они явно приближались, но откуда, не понять. Как тут узнаешь, в их сторону он идет или в противоположную.
Он пошел дальше. Шел-шел и вдруг увидел их. Они стояли прямо перед ним, в трех-четырех метрах, как будто ждали его. Херман остановился.
Один из них закричал.
Крик потонул в оглушительном взрыве. Херман всматривался в темноту, пытаясь определить, откуда раздался грохот, и тут его взгляд упал на револьвер. Это он стрелял.
Не разобравшись, попал он или нет, Херман помчался прочь. Из-за спины доносились шаги и выстрелы. Он едва не остановился, чтобы оглянуться, но кровь пульсировала в висках, и что-то гнало его вперед. Голова была совершенно ясной. Лишь ноги стучали как барабанные палочки. Как будто обладали собственной волей.
Он завернул за угол и пробежал еще немного. А затем контроль над мышцами вернулся. Херман остановился и, напряженно вслушиваясь, прижался к стене. Поначалу до него не доносилось ни звука. Затем он услышал, как вдалеке кто-то бежит. Сначала с одной стороны, потом с другой. Прозвучал выстрел, затем еще и еще, они следовали быстро, пока не слились в долгом треске, похожем на пулеметную очередь. Зазвучали команды, стук сапог, словно в движение пришла целая армия. Где-то заурчал мотор.
Это он своим выстрелом разорвал тишину, он привел в действие мину, и она взорвалась, и миной этой был весь город.
Со всех сторон его обступили темные улицы и оружейные залпы. Стрельба то усиливалась, то стихала, уступая место напряженной тишине. Кто в кого стреляет? Военные в бастующих, а бастующие в военных? Или наступил хаос? Может, это революция? Дикие звери, сцепившись во мраке, с шипением бьют друг друга когтистыми лапами, а затем отползают назад, в тень? А может, революция — это бунт револьверов, может, в ночи они обрели власть над своими хозяевами и ведут разговор с кровью, зовут ее, манят, и вот она уже наводняет улицы города?
Может, они стреляют друг в друга, чествуя наступление нового порядка, где нет больше ни добра, ни зла, ни структуры, ни хаоса, а лишь неукрощенная жизнь, город из камня, орошенного символом этой жизни, кровью?
Он снова бежал, тяжело дыша, но не останавливаясь. Его тяжелое тело неслось по улочкам, как бешеный носорог. В одном месте в него выстрелили. Он услышал, как пуля попала в стену за спиной. В другом он наскочил на двух мужчин, прятавшихся в подворотне, выстрелил в их сторону и помчался дальше. Кто были эти люди? Попал он или нет?
Ему было все равно.
В какой-то момент он заметил идущий строем взвод солдат и укрылся в подворотне, но не успели они пройти, как он уже бежал дальше. Обернувшись на бегу, Херман выстрелил в их сторону.
Он добежал до улицы, перегороженной баррикадой. За баррикадой двигались тени. Было слишком темно, чтобы понять, что происходит, но он инстинктивно почувствовал: это революция, бунт, они здесь, чтобы пустить друг другу кровь. Это братство солдат и бунтовщиков. Их объединила жажда убийства.
Читать дальше