Он все время извергал какие-то новые слова. Маржа, игра на повышение, игра на понижение — волшебные формулы для тех, кто понимает, а для нас, остальных, — абсолютно непонятная чепуха. Называл имена друзей с биржи, дальновидных и достойных людей, да-да, передовых людей страны: Живоглота, Транспортера, Зубодера, Гога и Магога, Неуловимого, — простых, прямых ребят, о чем свидетельствовали клички, которые они только приветствовали, как приветствовали любого, лишь бы он был праведен духом и горел желанием вмиг разбогатеть. И простого матроса, и даже юнгу.
— Я всего лишь рассказал им о наследстве. И они ссудили меня деньгами. За красивые глаза. Меня, юнгу.
Лицо его на миг омрачилось, и он огляделся по сторонам:
— Не то что некоторые.
Помнил, видно, что никто здесь не захотел брать его к себе ни матросом, ни юнгой. Но биржа его не отвергла. Для утонченных копенгагенских дельцов он оказался достаточно хорош. Они приняли его в свои круги. А мы оттолкнули. Но вот он вернулся.
— Я вам покажу, — повторил он в сто семнадцатый раз, сильно прищурив глаза, так что на лице остались две узенькие щелочки. — Я вам покажу, черт меня раздери!
Набрав в рот пива, он выплюнул все на пол:
— Пиво — ха! Да в Копенгагене ни одна собака эту мочу не пьет. Там мы пьем шампанское на завтрак!
В кафе Вебера стало не протолкнуться. Херман был гвоздем программы. Он закатал рукава, и мы разглядывали льва на правой руке. «Smart and Poverfull». Может, и убийца. Может, просто дурак. А вдруг все, что он нарассказывал, — правда, и это мы — стадо дураков, а он — smart and poverfull. Мы не были похожи на мальчишек, что бегали по улицам, высмеивая то, чего втайне боялись. Никто из нас, взрослых, не смеялся над Херманом. Напротив, мы сами боялись показаться смешными. С понимающим видом кивали, скрывая смущение. Шампанское на завтрак! Черт побери! Шампанское подавали в открытых патио борделей Буэнос-Айреса, среди пальм, фонтанов и развешенных по стенам фривольных картин. Шампанское было напитком девушек легкого поведения. Никто из мужчин добровольно его не пил, только если в штанах становилось тесно. Шампанское использовали для затравки с сеньоритами: «You nice. Please buy vun small bottle champagne» [26] «Ты хороший. Пожалуйста, купить бутылку шампанского» (искаж. англ.).
. Оно входило в стоимость услуги.
Мы смотрели на бесконечные пузырьки, поднимающиеся со дна узкой бутылки. Они походили на остатки воздуха, выходящие из легких утопающего.
Мы могли бы плюнуть. Но не плюнули. Мы опустошили кружки, пиво показалось странно пресным и безвкусным.
Херман обзавелся свитой.
* * *
Теплым летним вечером на причале Дампскибсброен беседовала группа мужчин. Небо и вода были окрашены в мягкие пастельные оттенки голубого и розового, море такое тихое, что казалось полом, по которому можно дойти до Лангеланна. Среди стоявших на причале были и молодые и старые. Молодые позволяли себе высказываться с немыслимой доселе прямотой. Едва омыв ноги водами Мирового океана, они почувствовали себя опытными моряками — из-за войны и больших денег. Среди мужчин стоял незнакомец, он и был центром их внимания.
Херман тоже присутствовал, но, для разнообразия, молчал. Он неотрывно глядел на незнакомца: высокого крепкого мужчину в широкополой соломенной шляпе и светлом летнем пальто, свободно свисающем с могучих плеч. Полные губы, светло-рыжий локон, небрежно спадающий на лоб. Если б не налитые кровью глаза, сошел бы за мирного дачника, приехавшего на лето в приморский городок. Он все время улыбался и разводил руками, от восторга повышая голос. Ему, очевидно, льстило внимание юных приверженцев. Шкиперы постарше держались ближе к периферии круга, то ли по причине инстинктивного нерасположения к Херману, то ли оттого, что незнакомец был явным союзником Хермана и даже телосложением и говорливостью напоминал его.
Такого лица мы у Хермана еще не видели. Он, без сомнения, восхищался говорящим. Неотрывно смотрел на губы приезжего и даже шевелил своими, как будто беззвучно повторял его слова и готовился при малейшем удобном случае их воспроизвести.
Херман, вообще-то, не привык смотреть на кого-то снизу вверх. Альберт однажды спас его от крушения, но вместо благодарности тот случай возбудил в Хермане лишь недобрые чувства. Альберт отвесил ему затрещину, и Херман затаил вражду. И теперь, увидев Альберта, совершающего обычную вечернюю прогулку по порту, он пригласил его присоединиться к компании с явно недобрыми намерениями.
Читать дальше