– Да, таки мамочку.
Его провели в комнату, где стояла старинная, советская еще, пружинная кровать. Он, качнувшись по пути, сел на нее. И почти сразу в комнату вошла почтенная матрона в застиранной ночной рубашке, она семенила к нему, поднося все ближе к его голове свою тяжелую грудь, и, подойдя, улыбнулась и спросила:
– Устал? Кушать хочешь?
– Куда... Кушать...
Дама только теперь рассмотрела, что человек пьян и ему надо бы что-то другое предложить. Она приподняла Доктора со стула и повела его в ванную; он по пути думал, что все служивые дамы теперь обречены томиться по подвалам в фитнес-центрах, подтягивать фигуры под западный стандарт. Вообще же он брел покорно и думал, что в ванне совсем размякнет, войдет в любимый долгожданный режим и с трудом будет замечать жизнь в своем теле, и тогда мамаша потащит его в койку, и будет его гладить по голове, и он заснет вблизи ее растянутых жизнью, детьми и взрослыми сисек. Он по пьяни редко доживал до решительного момента, чаще падал лицом в подушку, вдыхал воробьиный детский запах выдранных перьев, забывал про все и засыпал, и ничего не было. Ну, или он был уверен, что не было. Хотя могло ж быть, что было, а он просто забыл. Мамочки для чего-то ж держались тут, какая-то была ж у них женская функция. Может, они за отдельную плату секли непослушных негодников; раз бывают на свете такие уроды, должны ж они где-то радоваться жизни в самом деле...
Так и на этот раз Доктор еле успел – коротко, буквально в двух словах, как-то совсем недушевно – пожаловаться мамочке на свою молодую цветущую жизнь буквально парой слов, но все ж таки с соплями и слезами изложил фабулу несчастной любви – и заснул, выпрыгнул на время из этого мира.
Утром он летел в старом, как будто со свалки взятом маленьком Ту-134, который как-то нервно трясся, противно неровно дребезжал, был весь какой-то пыльный, нечистый и источал запах дешевизны и опасности. Было очень плохо, из попорченной вчера головы он смотрел на внутренность самолета красными слезящимися глазами и ждал чего-то. Он понял чего, когда Кавказец через проход протянул ему тяжелую холодную жестяную твердую банку. Доктор надломил и оторвал чеку, показалась белая жидкая, как будто морская, пена, и пошел запах жизни. Легкое, желтоватое пиво, казалось, было намного жиже и легче пустой бессмысленной воды. Все удалось. А то ведь глупо было б помереть, не долетев до Чечни – в воздухе на подлете к ней.
Но до Чечни они не долетели. Самолет, не долетев, сел, как обычно, в Слепцовске. Их группа, еще не разбитая надвое, вылезла на взлетное поле, где их ждали уже десяток бэтээров, и, закинув внутрь через люки фирменные рюкзаки, поехала на спрятанную в зеленке базу. За колонной на высоте метров 20 шел вертолет.
– Это что? – с опаской спросил Доктор.
– А, это свои, наш это вертолет, к нашему, сказать тебе, потешному полку прикрепленный. Дорого – а вот ведь летит! Любо-дорого... – объяснял улыбчивый капитан из местных, который случился рядом с Доктором; у него были светлые-светлые глаза, такие чистые, совершенно гражданские, деревенские, доверчивые. Они будут плотно закрыты, когда через два дня капитана повезут на военном борте обратно в Россiю – с этой же самой командой туристов. Они еще будут страшно горды тем, что, вот, везут груз-200, убитого товарища. Которого, впрочем, сами же и убили. Капитан в тот последний день воевал, то есть играл – или таки воевал? – за «серых», он полетел на вертолете в Шали за бараном на шашлык, а «синие» с земли ударили из новомодной игрушки, которую сделали безработные умельцы в оборонном НИИ: это была такая труба, страшно похожая на «Стингер», которая стреляла, совершенно по-пейнтбольному, белой краской. Заряд попал в лобовое стекло вертолета, пилоты как бы ослепли, и машина, пометавшись из стороны в сторону, врезалась в стальную мачту, от которой в обе стороны тянулись тяжелые провисающие электрические провода. Взрыв, пожар, ужас и обугленные фрагменты, и после еще больший ужас. Игра сразу прекратилась – не из-за тонких чувств, а просто потому, что все оставшиеся деньги пришлось отдать военным из Ханкалы, которые приехали разбираться. Ну, вроде боевики и сбили, а чему там удивляться. Идиотская игрушка, в общем. Куски ее тогда облили бензином и сожгли от греха подальше. После в Москве пытались найти этого инженера, но вдруг выяснилось, что он в те же самые дни был сбит неустановленной иномаркой; замечательное совпадение...
Капитан, будучи живым, рассказал Доктору по пьянке, что он коммунист. И показал портретик Зюганова, помявшийся во внутреннем кармане от военного неустроенного быта.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу