Алан Араменко - Диван для Антона Владимировича Домова

Схватив атлас, он принялся с пристрастием его разглядывать.

Тот, впрочем, не представлял собою ничего особенного. Старое, еще советского времени издание, содержащее географическую информацию о населённых пунктах, их политическом устройстве, административно-территориальном делении и путях сообщения. Выцветшие и устаревшие карты ничего не говорили о том, что было интересно Домову. Однако на одной из страниц он увидел подпись карандашом, уже изрядно протертую, но все-таки еще читаемую.

«Святое место не всегда полно святых помыслов».

Антон задумался, но ничего путного в голову не пришло. Тогда он продолжил осматривать эту книжечку. На предпоследней странице он нашел еще одну подпись:

«Где нет тени, не всегда царствует свет».

— Что это значит? — спросил Тоша недоуменно, но кто мог ему на это ответить?

В самом конце, меж последней страницей и обложкой была вложена тоненькая потрепанная брошюрка под названием «Церкви, храмы и монастыри Санкт-Петербурга», где мелким шрифтом перечислялись оные, с их расположением, графиками служб и еще некоторой, совершенно ничего не значащей для Антона информацией. Что ж, Соколов-старший явно был человеком набожным. Домов сразу заметил на его груди крестик и пару раз даже слышал его краткие тихие молитвы. Так что он вполне мог подарить нечто подобное брату, а тот сунуть куда-нибудь, чтобы не потерялось…

Обследовав список, Тоша не нашел там ни единой отметки или же записи, сделанной человеческой рукой, а посему просто сунул его обратно.

Духота маленького помещения, раскаленного за день, будто сковородка, давила. Тяжелый спертый воздух не продувался, несмотря на раскрытое окно. Не осталось и следа прохлады утренней грозы. Внутренности квартиры были так же горячи, как и ее стены. Липкие капли пота стекали по коже, то холодя, то словно, наоборот, нагревая ее. Сухое дыхание, вырывавшееся из глотки, постоянно требовало спасительной жидкости. В этом пространстве, полном полудохлых мух и пыли, было трудно не просто соображать, а даже просто находиться. И сознание послушно отключалось, перенося в другое измерение. Ленивое, пустое — измерение, где нет ничего и никого, где отсутствует мысль, где погибает разум, где стираются воспоминания… Такое желанное, такое родное…

И все же что значили эти надписи в атласе? И отчего та же самая звезда, с концами, равными семи, что он встречал на письмах с выдержками из Библии, была нарисована на нем Соколовым или кем-то другим.

Несмотря на охватившую его непобедимую лень, шептавшую лишь одно — забудь! брось! все неважно! — он еще раз схватил листок с проповедью. Покрутив его в руке, рассматривая подробнее — то, что он никогда не делал прежде, — он, к собственному удивлению, нашел на его обратной стороне маленькую надпись. Столь же бледную, как и рисунок, оттого и не замеченную прежде.

И конечно, слова были именно такими, какие он хотел увидеть!

Ничего вроде бы существенного, весьма пространственно. Ни указания автора, ни адреса. Да вот только просто слишком уж ожидаемые…

Suprema lex…

Медленно, но верно вечерняя темнота подбиралась к квартире Домова. Время было уже позднее, и на улице контингент менялся с подростково-детского на подростково-взрослый, а развлечения с игрушек и шахмат на бутылки и семечки.

Антон все так же сидел на кухне, безразлично разглядывая свои мышино-серые обои. Кири все так же никуда от него не отходила. И только кошка проявляла характер и делала то, что ей вздумается.

Совершенно ясно, что письма, получаемые им, не были простой рассылкой, и даже не были действиями какой-нибудь христианско-православной школы, вознамерившейся вернуть прогнившего Тошу на путь истинный. Однако то, что они, скорее всего, принадлежали той самой «фирме», ничего не объясняло.

Для чего кому-то, назовем его — директор, потребовалось присылать ему эти надписи? Какой в них толк? Поверить в то, что это была обычная почта для сотрудников компании, занимающейся устранением нежелательных субъектов, было весьма трудно. Такая мысль вообще казалась фантастически абсурдной. Немного пафосного очищения для ободрения греховных делишек? Да уж…

Предположить, что эти письма шли от Соколова, тоже было бы глупо. Кроме того, что это опять-таки нелепо, да и к тому же он получал их с самого начала, то есть с того времени, что он помнит, а тот ничего о нем не знал до последних событий в ОГА. И даже если прикинуть, что эта знатная компания под предводительством Эн ему солгала насчет относительной «недавности» видений с его участием, чего — он уверен — не было, то снова возникал вопрос, о который разбивались все эфемерные предположения — на фига?!