Хелене Ури - Лучшие из нас

Крегер поднял правую руку и сблизил указательный и большой пальцы так, что между ними осталось расстояние в несколько миллиметров.

— Вот столечко нам не хватило, — кричал Крегер. — Мы должны были победить! — Он развернулся на каблуках и указал на англичанина из организационного комитета: — Как прокомментируете?

— Ну что же, э-э-э-э-э, — начал англичанин. — Ну да, смешное замечание, — сказал он, глядя на волосы Крегера, сложившиеся в два рога. Бледный англичанин, пребывая в страхе, засмеялся вымученным смехом.

— Да, подумайте об этом, чванливые американцы и британцы, — сказал Крегер и покинул ресторан.

После этого Пол увидел его только в аэропорту Гардемуэн следующим вечером: Крегер стоял и ждал багаж, его лицо имело бледно-зеленый цвет, а волосы свисали сосульками. Полу стало очень жалко Крегера. Надо было бы поговорить с ним. Он спросил себя, был ли он сам способен совершить то, что сделал Крегер. В этом Пол был совсем не уверен. И когда Крегер проплелся мимо со своим чемоданом, Пол на всякий случай отступил на шаг назад и повернулся к коллегам.

Невероятно, говорили люди за столиками в университетских кафетериях, он стоял и орал на Миллза? На Джека Миллза? Выпил его вино? Он действительно сказал про битву при Стамфорд-Бридже? И разве Крегер не сторонник языковой нормы?

Пол и Крегер никогда не работали на одной кафедре, и со времени поездки в Ньюкасл Пол видел его всего пару раз в книжном магазине и в очереди в кафе «Фредерикке». Ему удавалось избегать Крегера, и он решил сделать это и сейчас.

Когда Крегер приблизился, Пол посмотрел прямо на него, кивнул и прибавил шаг. Крегер остановился посреди тропы, сердечно, но заискивающе поприветствовал Пола и спросил, как обстоят дела у них на футлинге.

— Нормально, — сказал Пол, не останавливаясь. — Все хорошо, — произнес он и наполовину отвернулся от Крегера, как раз вовремя, чтобы не заметить затравленного выражения в глазах преподавателя. — Послушай, у меня мало… — пробормотал Пол и прошел мимо.

Репутация Крегера была запятнана навсегда, дьявольские рога никогда не исчезнут из памяти его коллег. Раньше люди были к нему равнодушны, теперь же его встречают издевательской тишиной и едва слышными комментариями. (Единственный человек, кто до сих пор хочет публиковаться вместе с Крегером, это Свен Аалбуэ-Йоргенсен.)

Проходя мимо несчастного человека, Пол уже не в первый раз подумал, что поступок Крегера был совершенно безобидным. Но в этом Пол никогда не признавался никому, кроме себя, потому что Крегер не играл никакой роли в жизни Пола, и хотя Пол умеет быть мужественным, ради малознакомого человека он не будет делать себя мишенью для потенциального презрения и насмешек со стороны коллег.

Заглушив голос своей нечистой совести, Пол почти дошел до пристроенного к корпусу Хенрика Вергеланна входа. Раньше, когда Пол был студентом, кафедра лингвистики располагалась на одиннадцатом этаже корпуса Нильса Трешова, а корпус Хенрика Вергеланна (в то время он был на два этажа ниже) занимали скандинависты. С того момента, как Пол окончил университет, и до его поступления на работу на футлинг, факультет претерпел пять реорганизаций, во время которых разные кафедры объединялись и разъединялись всеми возможными и невозможными способами.

Перед входом в корпус Хенрика Вергеланна стояли два профессора, мужчина и женщина. Мужчина — специалист по тихоокеанским языкам, на нем твидовый пиджак с перхотью на плечах, он говорит на шестнадцати языках, и на всех с характерным акцентом уроженца городка Ол долины Халлингдал. Женщина — исследовательница творчества Ибсена, на ней серая туника из батика, ее любят и студенты, и сотрудники университета. Оба профессора потягивали трубки, смотрели куда-то вверх и рассеянно кивали Полу.

Некоторое непродолжительное время лингвисты и скандинависты были объединены под крышей одной большой кафедры (кафедры скандинавских и лингвистических исследований). Это было сделано по приказу декана, одержимого идеей реорганизовать факультет. Он был слеп и глух к возражавшим, которые говорили, что кафедра оказалась поставленной с ног на голову, к тому же она была реорганизована всего пару лет назад, и ее до сих пор трясло от последствий всеобъемлющей количественной реформы. Объединенная кафедра затрещала по швам с первого дня своего существования. Это произошло не только потому, что заведующий кафедрой был властолюбивым и наивным (неудачное сочетание, которое привело к тому, что многие научные сотрудники пренебрегли приличиями и перешли на работу на другие кафедры, а один даже уволился), но и потому, что между скандинавистами и лингвистами существует принципиальная разница.