Ури Шахар - Мессианский Квадрат

Все началось именно там и тогда – в канун нового 5750 года, на перекрестке Адам в Иорданской долине, куда меня вместе со случайной попутчицей забросил тремп [1] В Израиле передвижение автостопом — «тремпом» — в порядке вещей. Частные машины практически ничем не отличаются от общественного транспорта — они подбирают пассажиров на остановках и на обочине, «тремпиаде». Проезд бесплатный, но чтобы добраться по нужному маршруту, иногда приходится сменить много попутных машин. Такой способ передвижения особенно распространен на «территориях». .

Автобусы здесь не останавливались. Место было безлюдное. За какими-то садами и посевами виднелось небольшое арабское село.

Уже чувствовалась осень. Изнуряющая жара ушла. Я огляделся, пытаясь рассмотреть мост через Иордан. Судя по его названию – Адам, — это должно было быть как раз то место, где «встали воды», когда сыны Израиля входили в свою землю. Но с дороги ничего толком нельзя было разглядеть.

Тремпиада на перекрестке Адам

Попутчица, девочка лет шестнадцати — миниатюрная сефардка, скорее всего йеменка [2] Еврейка из йеменской общины. , большеротая и большеглазая, с круглым кукольным личиком — с любопытством поглядывала на меня. Я на нее старался не смотреть и все же не мог не заметить, какое живописное рванье болталось на ее худеньком тельце: джинсы и майка были определенно с помойки, но особенно меня поразили cандали, они буквально таяли на глазах и держались на ноге исключительно благодаря чуду. «Ну и дрань, – подумал я. – Вот к чему приводит светское воспитание... Уже до сефардов это дошло…» Я вытащил книгу псалмов и стал читать, предоставив голосовать йеменке-хиппуше. Лучше молоденькой девушки с этим заданием все равно никто не справится.

Машин не было.

Прошло минут двадцать, я уже стал немного беспокоиться и иногда поглядывал на дорогу и на часы... Когда я оторвался от книги в очередной раз, прямо на меня смотрел молодой араб.

Я не понял, откуда и когда он появился... Вынырнул откуда-то сзади. Видимо, пришел из той деревни неподалеку.

Нет, я не испугался, но все же немного занервничал. После того как два года назад началась интифада, то и дело какой-нибудь палестинский патриот бросался с ножом на еврея. Я быстро оценил внешний вид нового персонажа и слегка успокоился, серьезных опасений он не вызывал: без вещей, в облегающих джинсах и в выгоревшей до неопределенного цвета футболке.

Я продолжил чтение, изредка поглядывая на араба, который время от времени голосовал проезжавшим палестинским машинам.

Минут через десять со стороны перекрестка подошел долговязый и лохматый светловолосый парень. Несмотря на потрепанный вид, он вызывал полное доверие: глаза у него были какие-то хорошие — живые, внимательные, трогательные очки с толстыми линзами в крупной роговой оправе сидели на носу кривовато. Точно такие же много лет назад носил мой отец. Парень сбросил со спины внушительного размера рюкзак и молча на него уселся.

Уже через несколько минут он задремал и — внезапно свалился с рюкзака. Отряхнувшись и оглядевшись, парень направился прямо ко мне.

– Слиха, ата йодеа… – начал он с чудовищным русским акцентом и запнулся, не зная, что говорить дальше.

– Вы можете говорить по-русски, – успокоил его я.

Парень заметно оживился.

– Я хотел спросить, далеко ли отсюда до «горы Искушения»?

– Не слышал о такой горе.

– Это гора, на которой сорок дней постился Иисус Христос и где ему являлся дьявол.

«Да он не еврей», – подумал я, пристально оглядев собеседника.

– Я русский, – сказал парень, заметив мой оценивающий взгляд. – Христианин. Евангельский. Как турист сюда приехал. Меня Андрей зовут.

– Ури, – представился я.

«Турист? Из России? Странно: только приоткрылся „железный занавес“ — и вот человек первым делом направился не в Париж, не в Нью-Йорк, а в Иерусалим! Бывают же такие», – подумал я и снова углубился в чтение.

Мы располагались на тремпиаде в следующем – шахматном – порядке: слева от меня, выступив к самой дороге, стоял араб, за ним, прислонясь к металлическому ограждению, располагался я, чуть правее от меня, ближе к дороге, расхаживал Андрей, и опять же у самого ограждения (от которого она периодически отбегала, чтобы помахать проезжавшим машинам) грустила беспризорная йеменка.