Вернусь к Кушаку. В конце концов бизнесмен из него не получился и с издательством он прогорел. Сейчас, в старости, Кушак седой, бородатый, с набрякшими мешками под глазами, но трезвый, деловой, говорливый, как никогда, окруженный „известными и нужными“; он отъелся, подобрел, злость уже не разъедает его душу; у него постоянно звонит мобильник, он раскатывает на новой „девятке“ (ему ее подарил приятель за то, что Кушак через знакомых — а он все делает через знакомых — пристроил его дочь в Тель-Авивский университет). Сейчас он купается в славе — каждый месяц презентации в ЦДЛ, выступает по телевидению — осуществляет „проект“ (постоянно упирает на это дурацкое слово): составляет пятьдесят томов сатиры и юмора — размахнулся широко, благо „проект“ пробил „сам“ Новоженов — теперь всесильный телеведущий (бездарный словоблуд); в „проект“ запихнул только „своих“ и „весь эстрадный мусор“, как сказал сатирик Егоров. Тем не менее Егоров попросил меня передать Кушаку свои две книжки, которые я иллюстрировал. Я позвонил Кушаку, объяснил, что некоторые вещи Егорова мне понравились, что у него можно кое-что выбрать, но он печатался под псевдонимом, потому его фамилия не на слуху.
— Не знаю такого, — промычал Кушак. — Да и понимаешь, не я решаю (врал!).
— Я же тебе говорю, что он печатался под псевдонимом. — Ты посмотри его книжки, если ничего не подойдет, так и скажешь.
В те дни Мазнин помогал Кушаку как составитель — копался в библиотеках. Кушак его спросил про Егорова.
— Не знаю такого, — промямлил Мазнин. — Ленька хочет напихать своих друзей.
Опять знаю — не знаю! Ну, не придурки?! Вконец оборзели! Смотрят на имя, а не на текст. Да ты, балда, вначале почитай, а потом говори! Как после этого их считать серьезными литераторами? Когда они меня просили посмотреть чьи-либо рисунки, я что, спрашивал имя автора?! Мне плевать на имя, и чей это сынок. У нас полно дутых имен. Главное, какие работы — стоящие или слабые. Так что, в этом эпизоде и Кушак, и Мазнин оба хороши; за подобную гнусность их следовало бы приложить и покрепче, тем более, что Егоров вскоре умер.
Кушак издает Войновича, Арканова, Жванецкого, Раскина, Вишневского и прочих, которые не вылезают из телестудий и несут на всю страну местечковое хохмачество и пошлость (их еврейские тусовки, прославление друг друга и анекдоты напоминают игру в солдатики взрослых счастливых идиотов), но Кушак издает их отдельными томами (по пятьсот страниц). Вспоминаю как телеведущий Якубович (теперь народный артист — умора!) объявил:
— Нас посетил великий юморист нашего времени!..
„Кто ж войдет? — встрепенулся я и уставился в телевизор. — Неужели Марк Твен встал из гроба? Или Карел Чапек, или Джером?“ Появился Арканов. „Ну, — думаю, — совсем спятили“. Понятно, тот, со своей ложной многозначительностью, начал вещать какую-то галиматью.
Но что я хочу от Кушака, если он даже не собирается читать Владимира Дагурова, над „Мурашками“ которого смеются все литераторы в ЦДЛ. Наверно, мы ничего не смыслим в литературе, один Кушак смыслит. В своем „проекте“ — „Клуб двенадцать стульев“ даже не упомянул лауреата этого клуба Александра Жукова, но издает двухтомник хохм Жванецкого. Интересно, в его пятидесяти томах будет хотя бы парочка русских авторов?
Что касается Дагурова. Когда-то, еще в молодости, мы у него собрались с девицами и Кушак, разглядывая стены комнат, где красовались фотографии Дагурова (он выступает на каком-то вечере, он в Испании…), шепнул мне: „Квартира графомана“. А между тем в литературу Дагурова ввели Смеляков, Боков, Слуцкий… Уже тогда Кушак был резкач тот еще, уже тогда имел беспощадный взгляд на вещи и многих припечатывал к стенке, но за глаза. А в глаза наоборот давал высокую оценку: „О, да! Первый класс!“ — при этом вставал в позу наставника и демонстрировал свое величие. Каждому ясно, друг лицемер опасней врага — от того хоть знаешь чего ожидать. Так что, надо не „комплименты друг другу говорить“, а правду. Если вникнуть, в дружбе правда и справедливость важнее всего. Это я ему и выложил года три назад в нашей компании. Он заерепенился и начал орать:
— Все ты врешь, как всегда!
У меня прямо вскипела кровь.
— Приведи хоть один пример, когда я соврал.
И он, клеветник, сразу заткнулся. Кстати, в то время он расходился с шестой женушкой и вечно ходил вздрюченный, и срывал свое хреновое настроение на друзьях; разрядится и чувствует себя получше, а друзья по инерции грубят тем, кто попадает под руку — получался эффект домино. Попутно замечу — в молодости Кушак был косноязычен — дальше некуда — измучает, пока подберет слова, а сейчас разошелся — чешет, как по написанному, не остановишь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу