Леонид Сергеев - До встречи на небесах

— Не знаю такого писателя (хотя, прекрасно знал, они вместе начинали); а спустя некоторое время, через знакомых передал Яхнину привет — похоже, как издевательство.

В ЦДЛ я не раз слышал:

— Ради своих целей Успенский пойдет по трупам приятелей.

Но понятно, теперь нашему герою дорога расчищена, ему никто не дышит в затылок и он царит и властвует в детской литературе, и победоносно шествует к славе — громкой, всемирной. Впрочем, его слава уже перемахнула через океаны и два раза обогнула земной шар. Сейчас он хочет получить премию Андерсена (хотя и ловчит, по телевидению объявил: «премия нужна не мне, а стране»). Его дружки организовали шумную компанию в поддержку этих устремлений. Возможно получит, и тогда, наверняка, поставит новую цель — править всем миром.

Недавно от правительства Москвы Успенский получил собственный офис недалеко от Павелецкого вокзала. Теперь у него своя киностудия, где он собирается выпускать собственные мультфильмы, но опять скандалит, опять судится — на этот раз с художниками, которые справедливо считают, что он им платит меньше, чем следует.

И последний его номер: убедил кого-то из «своих» олигархов учредить дорогую премию для детских писателей. Награждение провел в огромном клубе, с помпой. Из десяти номинаций все десять отдал «своим» (никому не известным «писателям», даже какой-то эмигрантке из Америки).

Успенский напоминает мне воздушный шар, который постоянно надувается — вот только как бы его не разорвало от собственного величия. И как он, миллионер, не понимает, что оставить после себя хорошие дела и добрую память ценнее, чем монумент на престижном кладбище.

Редкостный друг мой Игорь Мазнин на большинстве фотографий (а их у меня целая пачка) — сама приветливость, доброжелательство. К Мазнину все тянутся — так велико его обаяние. Из всего нашего уходящего поколения он больше всех вызывает доверие. Высокий, полноватый, неторопливый, улыбчивый, с располагающим голосом, он обволакивает своей мягкостью, магическим спокойствием, вселяет душевное равновесие, в любой компании выступает в роли миротворца. Входя в писательский клуб, я вижу его сразу, сколько бы народа там ни сидело — над ним прямо-таки светится воздух, сразу становится ясно — он в клубе значительная фигура. Светящийся над башкой воздух — находка Яхнина, ее он ляпнул мне на день рождения спьяна, в приступе высоких чувств; этот воздух (возможно, алкогольные пары) я переадресовываю Мазнину — к нему он подходит больше, вокруг него действительно какой-то теплый микроклимат (одно время наш герой обзавелся дополнительной мужской атрибутикой: отпустил бороду, усы, и понятно, его притягательность возросла).

Как известно, во многом успех в жизни заключается в умении расположить к себе людей. В этом плане мой друг зашел далеко. Мазнин умеет нравиться всем, для каждого находит нужные слова (разумеется, приятные), но именно это и настораживает. Еще в молодости я заметил — подобные люди не так уж искренни, как кажется, и сделал вывод: тот, кто всех подряд гладит по головке, любит только себя. В ЦДЛ он частенько направо-налево отвешивает комплименты, а потом наедине с тобой может всех, кого нахваливал, отругать по первое число. Такая петрушка. Короче, Мазнин такой же «святоша» и беспредельный эгоист, как все мы, только одни из нас знают свои пороки, а другие нет; он из числа не знающих. Собственно, сейчас, в старости, когда он прочно замкнулся в своем домашнем мирке, его вселенское любвеобилие сияет особенно ярко.

А был Мазнин прекрасен — держался невозмутимо, выдержанно, внимательно слушал собеседников, только когда речь заходила об искусстве, становился голосистым неуемным воителем: сам себя заводил (на манер Гитлера и Муссолини), спешил щегольнуть эрудицией и ослепительной фантазией; в запале, для большей убедительности слов, засучивал рукава рубахи, обнажая татуировки на руках (какие-то мотивы с иероглифами и змеями), давая понять, что у него огромный жизненный опыт и он общался не только с писателями. Выступая, он не забывал соблюдать тонкости застольного этикета: отодвигал от края стола рюмки, красиво раскладывал бутерброды, убирал под стол пустые бутылки, а закуривая «Беломор», выпускал дым не в лицо собеседников, как некоторые, а в потолок да еще разгонял его рукой и время от времени относил пепельницу с окурками на подсобный стол и брал чистую (он патологический аккуратист и чистюля).