Нет, сдаваться он не хочет. Ни холоду, ни боли, ни усталости. Ни, тем более, этим подонкам фашистским, этой немчуре проклятой. Не дождутся!
Понудил себя, перебрался через отвал осмотрел деревья, с какой стороны больше мха наросло, нашёл муравьиное жилище, сориентировался и по нему. Ориентиры не очень точные, но юг от севера отличить можно, и то хорошо. А идти ему, в любом случае, к югу.
Вернулся на дорогу и, насколько позволяли стянутые холодом и болью мышцы, сначала медленно, а потом постепенно согреваясь и разминаясь быстрее заскользил на лыжах.
Хорошо, что стерпел. Не оставили б его немцы живым. Нет, не оставили бы.
Но им тоже не мало от него досталось. В один из первых рейдов… Всё в нём тогда кипело, и невзирая на строжайший, категоричнейший запрет Валерия Борисовича не только не брать в руки, но и не прикасаться, близко не подходить к оружию, подобрал на месте боя лимонку. Прошёл немного, видит на полянке в стороне от дороги траншея крытая жердями и дерном и в неё два немца по наклонному ходу бочки закатывают. И по — немецки горгочут, и хохочут. Этот хохот вывел Мишу из себя. «Твари! Подонки! Весело вам? Сейчас будет ещё веселее!» Повернул к землянке, руку протянул, чтобы в случае чего оправдать своё присутствие и тихонечко, чтобы немцев нечаянно голосом не привлечь.
— Брот, битте брот…
Подошёл ближе и лимонку под бочки катнул. И за камень прыгнул. Накрыло его взрывной волной и к земле придавило, пламя взвилось, как показалось ему, чуть не до неба, даже за камнем так жаром обдало, что волосы затрещали. Пришлось потом Валерию Борисовичу врать, будто у костра обгорел, сырые дрова не разгорались, бензина плеснул да норму не рассчитал. А от камня едва заставил себя убежать — очень хотелось досмотреть, как корёжатся, мучаются и дохнут в пламени облитые бензином фашисты.
Валерий Борисович как — то, уж очень внимательно, выслушал объяснения Миши про костёр, но допытываться не стал. И хорошо, что не стал, а то не сдержался бы Миша и выложил всё, а Валерий Борисович ему голову открутил бы. Медленно и без наркоза. Он обещал так сделать, если Миша хотя бы прикоснётся к оружию. А слово своё Валерий Борисович держать умеет.
А когда в следующий раз уходил Миша за линию фронта, Валерий Борисович целую лекцию прочитал, почему ему нельзя прикасаться к оружию. И в заключение лекции добавил:
— Разведчик воюет не с отдельными офицерами или солдатами, а с воинскими частями и даже с крупными воинскими соединениями. И ввязываться ему в несанкционированный бой с противником, так же глупо как командиру полка или дивизии биться на кулачках с солдатом врага.
У него же с тем взрывом словно нарыв лопнул, словно излишний пар стравился, после того мог уже спокойно, а если нужно, то покорно и доброжелательно разговаривать с немцами.
А ещё портфель с документами из опеля… Там великое везенье было. Удача и везенье.
Произошло это нынешним летом, в самое пекло, когда жара за тридцать переваливала. И не здесь, не в Карелии, а на юго — западном направлении, в Ропше.
Пошёл Миша к немецкой воинской части. Конкретной цели не было, решил, попросит поесть, под этим предлогом потолкается, сколько возможно, поблизости, может какая ни есть информация накапает. Что его подтолкнуло, интуиция или нечто иное, неведомое. Пошёл в надежде на «а вдруг», на случай. Не на авось, на авось в разведке ничего не делается, а на удачу. Удача в жизни разведчика много значит и дорогого стоит. Не случайно же уходящему на задание разведчику желают не счастья, счастье разведчика призрачно, и не везения, везение скользко и ненадежно, и даже не успеха, успеха разведчик должен сам добиться, а желают возвращения и удачи. Чтоб всё удалось. Тогда и успех будет, и возвратится разведчик к своим.
Выглянул из — за угла, из — за забора. Решил не показываться, переждать — из ворот выезжала немецкая легковушка, опель. Но её чуть не в воротах остановили, зачем — то затребовали сидевшего в ней офицера обратно. Тот побежал оставив дверцы открытыми, чтоб не накапливать пекла в машине. Шофёр тоже париться не захотел, вышел проветриться и заодно помочь коллеге, копавшемуся в моторе фургона — пеленгатора. К ним, может быть из любопытства, а возможно с намерением дать конкретный совет, подошёл часовой.
А на заднем сиденье опеля портфель опечатанный.
Увидел Миша портфель, напрягся, сжался пружиной, как говорит Валерий Борисович — адреналин в крови закипел. И «шестой нюх» включился, в тысячную долю секунды оценил: часовой на вышке через перила перегнулся и в чьи — то слова со двора вслушивается, офицер ушёл через проходную, ворота сплошные и закрыты — со двора машину не видно, часовой и оба шофера копаются в другой машине. И все спиной к легковушке. Можно!
Читать дальше